— Мой вам совет, больше не пейте сегодня, — сказал он, когда они стояли в темном проходе. — Спокойной ночи.
Эндрю смотрел, как его маленькая ладная фигурка в темной одежде удаляется по коридору, вот она повернула за угол и исчезла из виду. «Завтра в бой…». Он не ожидал, что его вызовут так скоро. Панический ужас столкнулся в его душе с покорностью судьбе.
«Я мог бы ночью выскользнуть из гостиницы, но что потом? Бесконечное повторение прошлой недели? А если остаться? Опасность будет, по крайней мере, очевидной и передо мной», — подумал он, и все же страх сжал ему горло. Рот и губы пересохли. Было бы легче решить, что делать, за стаканчиком. Он направился к лестнице и вдруг заметил пламя свечи, которое поднималось ему навстречу. Он увидел не само пламя, а его отражение в большом зеркале на крутом повороте лестницы под ним. Свеча проплыла, и в зеркале показалась подруга сэра Генри. Очертания ее тела были неясны благодаря темно-синему бархату платья, которое ниспадало почти до маленьких ступней, а затем уходило шлейфом в темноту позади нее. Белое лицо с яркими, красными губами с тревогой смотрело из зеркала. Свеча в руке, затянутой в длинную перчатку, была слегка опущена и освещала прелестные, изысканно покатые плечи и ямку меж юных грудей. Лицо наклонилось вперед и настороженно смотрело из зеркала на что-то невидимое перед собой. Девушка была, должно быть, так близко, что, хотя Эндрю и не видел ее из-за поворота лестницы, пар от ее дыхания затуманивал изображение.
Появилась рука и смахнула его осторожным и таинственным движением. Эндрю сделал шаг вниз по лестнице, и испуганное изображение отпрянуло от зеркала, а за углом он столкнулся с живым человеком.
— Разглядываешь себя? — спросил он с натянутым и смущенным смехом.
— Да вот, смотрю, хороша или нет, — с вызовом ответила она.
— Тебе это ни к чему, — сказал он.
— А ты что — знаток? — спросила она.
— Я знал многих женщин, — хвастливо заявил Эндрю, — но ты красивее их всех… лицом, — добавил он, неожиданно сохранив верность Элизабет.
— А телом? — спросила она, освещая себя свечой с головы до ног.
— Телом — нет, — неохотно сказал он.
— Но тогда ты слишком молод. — Она придвинулась к нему поближе. — Мужчина постарше считал бы иначе.
Эндрю подумал о мужчине, который все работал, работал, работал над его головой.
— Ты любишь этого старика? — спросил он.
Она оперлась о перила.
— Откуда мне знать? — пробормотала она. — Он был добр ко мне. Я прожила с ним три года. Но он все больше и больше уходит в работу. Я думаю, он меня скоро разлюбит. Нет, я не люблю его, но после трех лет любая женщина как-то привязывается к мужчине.
— Тебе, должно быть, скучно так жить, — сказал Эндрю.
— Ты хочешь сказать, что не прочь переспать со мной? — Она засмеялась. Она осмотрела его с головы до ног сквозь прищуренные веки. — Было бы скучно, если бы я старалась хранить верность. Ты остаешься в гостинице, не так ли? Мы действительно должны найти тебе чистую одежду.
Эндрю отвел взгляд.
— Я бы не стал беспокоиться, — сказал он и начал спускаться по лестнице.
Она пристально и внимательно посмотрела на него, а затем преградила ему дорогу.
— Куда ты? — спросила она.
— Да так, выпить.
— Разве ты не джентльмен и не пригласишь меня присоединиться? — В ее голосе сливались насмешка и недоверие.
— Хорошо, пойдем, — сказал он. Он не глядел на нее, пока они спускались по ступенькам, но снова и снова говорил себе, что его положение слишком серьезно, чтобы думать о развлечениях, что он должен принять решение уходить или оставаться независимо от беспокойных уколов желания, которое росло в нем с каждым шагом.
Она привела его в залу, где огонь все еще выпускал беспорядочные языки пламени через удлиняющиеся промежутки времени. Там никого не было. Остальные посетители разошлись по своим комнатам. Люси позвонила официанту и сделала заказ, он вернулся со стаканом портвейна и стаканом виски.
Эндрю смотрел, как она потягивает портвейн.
— У тебя прелестного цвета губы, — сказал он.
— Замечательно, — рассмеялась она и, повернувшись к камину, пошевелила носком угли так, что тени ожили и заплясали на ее лице. — Скажи мне, почему ты предал этих людей?
— Ты не поймешь, — с уверенностью ответил он. — Это была зависть к умершему, а еще потому, что они презирали меня.
— Не вижу в этом никакого смысла, — сказала она. — Но я полагаю, ты что-то за это получил?
— Страх.
— И все? Я бы определенно получила что-нибудь получше. А то, что Генри посадит тебя завтра в свидетельскую ложу? Я приду посмотреть. Не надо там быть таким скрытным, как со мной. — Она пристально посмотрела на него. — Ты ведь пойдешь туда, не так ли? — спросила она.
— Конечно, — рассеянно ответил он.
Все еще со стаканом в руке она отошла от огня и приблизилась вплотную к Эндрю, так что он кожей ощутил прикосновение ее бедра и его очертания под бархатом платья. Его рассудок уступил неожиданному приступу желания. Он схватил ее и стал целовать в губы, шею, грудь, и так как она уступала ему, с пассивностью женщин, которых он встречал в дешевых барах, его желание росло, его руки блуждали по ее телу, пока он наконец не отшатнулся в сторону, тяжело дыша и чуть не плача.
— Ты забавный мальчик, — вот все, что она сказала.
Он проклинал себя за свинство, когда думал об Элизабет. Но с этим было покончено, и почему бы ему не развлечься там, где можно. «Тот, другой, воздух слишком разрежен для меня, — подумал он, — мне оставаться в моем свинарнике».
— Я хочу тебя, — вслух сказал он.
— И ты думаешь, я упаду в твою кровать по первому твоему зову? — спросила она. — Ты был бы для меня забавным выбором. Контрабандист, без гроша в кармане, да еще и предавший своих товарищей. И совсем мальчик. — Она улыбнулась. — Единственное достоинство, — пробормотала она, оценивающе глядя на него, — ты возмутительно дерзок. Я почти готова согласиться. Это, должно быть, опять начинается проклятая весенняя лихорадка.
Она подошла к нему вплотную и неожиданно прижала свои губы к его рту. Они сладко пахли портвейном.
— Как он надоел мне со своей работой, — сказала она, — когда сказаны все слова, для молодых есть только одно занятие.
Губы и рот Эндрю пересохли от возбуждения.
— Можно мне подняться с тобой наверх? — спросил он.
Она надула губки.
— Нет, не сегодня. Мне хочется спать. Я не расположена.
Желание и осторожность не могли одновременно уживаться в мозгу Эндрю.
— Ты меня больше не увидишь, — сказал он.
Она засмеялась:
— Ой, напугал. Весной не выбирают. Здорово было бы подцепить мистера Фарна. Как ты думаешь, эти здравомыслящие прихожане ведут себя как и все остальные? Сомневаюсь, что суд завтра кончится.
— Завтра я ухожу, — сказал он.
Она взглянула на него с внезапным подозрением.
— Ты хочешь сказать, что убежишь? — спросила она.
— А почему я должен оставаться? Я и так слишком рискую.
