Гришэм Джон
ПОХИЩЕНИЕ
Теодор Бун — маленький юрист
Глава 1
Эйприл Финнимор похитили под покровом ночи, где-то между 21.15, когда она в последний раз говорила с Тео Буном, и 03.30 утра, когда мать вошла в ее спальню и поняла, что дочь исчезла. Похоже, похищение проходило в спешке: кто бы ни забрал Эйприл, этот человек не позволил ей взять что-то с собой. Ее ноутбук остался дома. Хотя в спальне царил почти образцовый порядок, кое-какая одежда оказалась разбросана и трудно было понять, смогла ли Эйприл прихватить какие-нибудь вещи. Вероятно, нет, как считали в полиции. Зубная щетка девочки до сих пор стояла у раковины. Ее рюкзак лежал на кровати. Пижама валялась на полу, так что по крайней мере Эйприл дали переодеться. Ее мать — в те моменты, когда не плакала и не причитала, — сказала полицейским, что любимого сине-белого свитера дочери в шкафу нет. Любимые кроссовки Эйприл тоже пропали.
Довольно быстро полиция отказалась от версии, что девочка просто сбежала. У Эйприл не было причин убегать, заверяла ее мать, к тому же она не сложила в сумку то, что могло бы пригодиться в дороге.
После быстрого осмотра дома следы явного взлома не обнаружились. Все окна были закрыты и заперты, как и три двери внизу. Кто бы ни увел Эйприл, он закрыл за собой дверь и даже запер ее. Проведя около часа за изучением места преступления и выслушиванием миссис Финнимор, полицейские решили поговорить с Тео Буном. В конце концов, он был лучшим другом Эйприл и они обычно болтали по телефону или в Интернете ночью, перед сном.
Телефон в доме Бунов зазвонил в 04.33, если верить цифровым часам рядом с кроватью, где спали родители. Мистер Вудс Бун, который спал более чутко, схватил трубку, в то время как миссис Марселла Бун перекатилась на другой бок, недоумевая, кто может звонить в такое время. Когда мистер Бун сказал: «Да, господин полицейский», — миссис Бун окончательно проснулась и прислушалась к разговору. Она быстро поняла, что разговор имеет какое-то отношение к Эйприл Финнимор, и пришла в замешательство, когда ее муж сказал:
— Конечно, господин полицейский. Мы можем приехать через пятнадцать минут.
Едва он повесил трубку, как она спросила:
— В чем дело, Вудс?
— Предположительно Эйприл похитили, и в полиции хотят поговорить с Тео.
— Сомневаюсь, что это он ее похитил.
— Что ж, если в спальне наверху его нет, нас ждут неприятности.
Тео, однако, был наверху в своей комнате и крепко спал, звонок нисколько не потревожил его. Натянув голубые джинсы и толстовку, он объяснил родителям, что звонил Эйприл прошлым вечером по мобильнику, и они поболтали пару минут, как обычно.
Пока они ехали по Страттенбергу в предрассветной темноте, Тео мог думать только об Эйприл и неурядицах в ее семье, о вечно воюющих родителях, о попадающих в самые непростые ситуации брате и сестре, которые сбежали из дому, как только достигли подходящего возраста. Эйприл была младшей из трех детей, рожденных двумя людьми, которым вообще не следовало заводить семью. И мать и отец в этой семейке были сумасшедшими, по словам самой Эйприл, и Тео, конечно, с ней соглашался. Обоих признавали виновными в хранении наркотиков. Ее мать держала коз на маленькой ферме за пределами города и делала сыр, плохой сыр, по мнению Тео. Она развозила его по городу в переделанном автокатафалке, выкрашенном в ярко-желтый цвет, причем на переднем сиденье всегда красовалась ручная паукообразная обезьяна. Отец Эйприл был стареющим хиппи, который до сих пор играл в никудышной гаражной группе вместе с другими развалинами, так и не повзрослевшими с восьмидесятых годов прошлого века. У него не было нормальной работы, и он часто пропадал неделями. Финниморы постоянно жили раздельно, и разговоры о разводе всегда витали в воздухе.
Эйприл доверяла Тео и рассказывала ему то, что он клялся никогда никому не повторять.
Дом Финниморов принадлежал какому-то другому человеку, и это съемное жилье Эйприл ненавидела, поскольку ее родители не желали содержать его в приличном состоянии. Дом находился в более старой части Страттенберга, на тенистой улице, вдоль которой тянулись другие здания послевоенной постройки, знававшие и лучшие дни. Тео был там только один раз на отнюдь не удачном празднике в честь дня рождения Эйприл, который устроила ее мать два года назад. Большинство приглашенных детей не пришли, потому что родители им запретили. Такова уж была репутация семьи Финнимор.
На подъездной аллее стояли две полицейские машины, когда прибыли Буны. На другой стороне улицы соседи, наблюдая за происходящим, высыпали на веранды.
Миссис Финнимор (ее звали Мэй, и детям она дала имена Эйприл, Марч и Август[1]) сидела в гостиной на диване и разговаривала с полицейским в форме, когда вошли Буны. Она явно чувствовала себя неловко. Все быстро представились друг другу. Мистер Бун никогда не встречал ее.
— Тео! — весьма эффектно воскликнула миссис Финнимор. — Кто-то забрал нашу Эйприл!
В следующее мгновение она разразилась слезами и потянулась обнять Тео. Он вовсе не хотел, чтобы его обнимали, но не отстранился из уважения. Как всегда, она была одета в нечто бесформенное и свободное, больше напоминавшее палатку, чем платье, светло-коричневого цвета, сшитое, судя по всему, из мешковины. Ее длинные седеющие волосы были туго стянуты в конский хвост. Как бы безумна ни была, она всегда поражала Тео своей красотой. Миссис Финнимор не прилагала ни малейших усилий, чтобы выглядеть привлекательно — в отличие от его матери, — но настоящую красоту не скроешь. Еще она была очень творческой личностью, любила рисовать и занималась гончарным делом помимо приготовления козьего сыра, конечно. Эйприл унаследовала хорошие гены — красивые глаза и любовь к искусству.
Когда миссис Финнимор успокоилась, миссис Бун спросила полицейского:
— Что произошло?
Он кратко изложил те немногие сведения, которые имелись на данный момент.
— Ты разговаривал с ней вчера вечером? — спросил полицейский у Тео.
Полицейского звали Болик, сержант Болик, — Тео знал это, потому что видел его в Доме правосудия. Тео знал большинство полицейских в Страттенберге, так же как и большинство юристов, судей, охранников и клерков в Доме правосудия.
— Да, сэр. В девять пятнадцать, согласно списку входящих вызовов в моем телефоне. Мы болтаем почти каждый вечер, перед тем как лечь спать, — сказал Тео.
Болик имел репутацию умного парня. Но Тео не собирался демонстрировать к нему симпатию.
— Как мило. Она сказала что-нибудь, что могло бы помочь нам? Она волновалась? Боялась?
Быстро же Тео зажали в тиски. Он не мог солгать полицейскому, но и раскрывать доверенный ему секрет не желал. Поэтому он дал уклончивый ответ:
— Ничего такого я не припоминаю.
Миссис Финнимор больше не плакала. Она пристально смотрела на Тео, глаза ее сверкали.
— О чем вы говорили? — поинтересовался сержант Болик.
Вошедший в комнату детектив в штатском прислушался к их разговору.
— Обо всякой всячине, как обычно. О школе, о домашней работе, всего и не помню, — пожал плечами Тео.
Он видел достаточно судебных процессов, чтобы знать: часто имеет смысл давать расплывчатые ответы, а фразы «я не помню» и «я не могу восстановить это в памяти» идеально подходят для множества ситуаций.
— Вы общались в чате в Сети? — спросил детектив.
