скучные какие-то мысли о предстоящей трудовой неделе. Но ведь будет еще суббота, и мы снова соберемся, и снова будет весело и легко, и жизнь продолжится, потому что мы встретим друг друга…
Юность. Гитара. Песни. Друзья. Подруги. Водка. Крепкие напитки. Разве может быть что-то лучше? Жаль только, все это недолго продлится. Скоро наступит усталость. Скоро шуточки Мишани Лебедева осточертеют, скоро от этих песен начнется аллергия. А потом ты просто забудешь, как шумит ветер в кронах, как пахнет костром твоя старая шторма, забудешь, где лежит твой штопаный рюкзак. Будешь кривиться от одного воспоминания об этих самодельных стишках, которые пели, которые читали, выдавая за настоящие. И ты встретишь знакомого, и он между прочим скажет тебе, кто умер, кто уехал, а кто-то уехал и умер. Хотя это уже некоторый перебор.
Сосны. Среди зеленой нетронутой поляны горит костер. Тишина. И только слышно, как потрескивают сухие дрова. А между сосновых вершин в осеннем прозрачном небе стоят крупные звезды. И никого вокруг. Да и сам-то ты где? И правда, где я?
68
Я еду в Ригу. Надо дать Сергею Ильичу телеграмму. Даю. Уже перед самым отходом поезда. Я еду “Латвией”. Ночь в дороге. Засыпаю с мыслью о скорой встрече. Жду ее. Представляю, как мы будем бродить по Риге, а я буду что-то такое сочинять об этом городе, который мне очень нравится. Старая Рига, улица Фрича Гайля, где жил Исайя Берлин, “Маленькая Ницца” – крохотная кафешка, где мы ели омлет на завтрак и отправлялись за колхозным, темным, тяжелым, негазированным пивом, которого больше двух кружек не выпьешь, которое наливали огромным черпаком прямо из бочки. Засыпаю. Сплю. Уже Рига.
Надо вставать. Ильич всегда ругается, когда я выхожу из вагона последним. “Тебе что, вещи долго собирать? Сраную сумочку искал? Или гривенник из-под лавки выковыривал?” Он волнуется. Вдруг меня дорогой собаки съели, или мыши сгрызли, или пьяного выкинули из вагона-ресторана в Великих Луках и тело мое снежком замело под насыпью. Нет, надо выйти среди первых, не буду его дразнить. Выхожу. Граждане пассажиры тоже выходят, спешат, платформа быстро пустеет, а Ильича нет. Ну надо же. И где он? На него это совершенно не похоже. Он, в отличие от меня, раздолбая, человек ответственный. Я совершенно не волнуюсь, хотя, убей бог, не помню, как добираться до Сережкиного дома. Я приехал к нему не первый раз, и не второй, но вот ничего не знаю. Ильич меня всегда везде водил, а я пребывал в некоторой прострации. Расслаблялся. И это правильно. Его энергии хватит на десятерых, так что незачем суетиться. Надо где-то сесть на электричку до Елгавы. Найду, в конце концов. Адрес я знаю. Улица Кр. Барона. Я всегда ее расшифровывал как “улица Красного Барона” и все удивлялся странности этого названия, пока Ильич меня не просветил, что “красный барон” тут ни при чем, а улица названа в честь Кр
Все это весело и славно. Но на платформе уже почти никого не осталось, а где же Ильич?
Ко мне подходит человек и несколько смущенно спрашивает:
– Простите, вас не Сережа должен был встречать?
– Сережа!
– Я его брат Саша, он не успел приехать и просил меня вас встретить. Но он вас описал не совсем так, как вы выглядите.
– Да, забавно. Неужели забыл?
– Пойдемте, я ему позвоню и провожу вас на электричку.
Идем. Саша звонит по автомату:
– Слушай, ты мне что сказал: “Приедет клиент в апельсиновом тулупчике и непременно с командирским планшетом через плечо”? Да. Да. Так вот слушай меня. Приедет клиент в гипюровой кофточке, да, и с гвоздикой в зубах. Так что не ошибись.
Саша проводил меня на электричку, а Ильич встретил уже в Елгаве.
– Ты что, телеграмму давал перед самым выездом, что ли?
– Ну да.
– Ты чем думал, как я тебя встретить успею? Мне телеграмму утром принесли. Я звоню брату Саше в Ригу. Говорю, будет клиент в апельсиновом тулупчике. Ты куда тулупчик дел, лишенец?
– Ильич, ну могу же я иногда сменить шкурку, я в этом тулупчике года три ходил.
– Мог бы еще походить. Приехал серый, как заяц. Ну ладно, добрался. Все теперь в порядке. Пошли пиво пить. Здесь классная пивная есть неподалеку.
И мы пошли. Пивная действительно оказалась классная. Маленькая, уютная, столики покрыты клеенкой в цветочек, клеенка не резаная и чисто вымытая. И ни одного человека, кроме нас. Взяли пива. Сидим, расслабляемся.
– Как твои дела, что поделываешь? Ты по-прежнему круглый отличник?
– Да в этой богадельне под названием Латвийский университет кто бы отличником не стал.
– Не скажи. Чем занимаешься?
– Корнями топологических отображений.
– Да ты серьезный мужчина, как я погляжу.
– А ты как думал? Я такой.
– Я чего хотел тебе рассказать…
Мы прихлебываем пиво. Нам хорошо. Мы давно не виделись.
– Помнишь, мы говорили о природе вычислений и ты мне про счетные палочки рассказывал?
– Смутно.
– Ты говорил, что всякое вычисление есть физический процесс, а мы загружаем в автомат входные данные, запускаем процесс, а потом измеряем наблюдаемый результат.
– Вроде так и есть.
– И я тебе говорил, что человек – это тоже вычислитель, а ты отмахивался, дескать, с человеком сам разберешься.
– И ты разобрался?
– Конечно разобрался. Все оказалось просто, как грабли.
– О-го-го.
– А-а-а, интересно?
– Нет, неинтересно, ты опять какую-нибудь мистическую хрень выкопал. Ну куда же от тебя денешься, валяй, круши мое рациональное сознание.
– У Пуанкаре есть такое эссе “Математическое творчество”. Вот смотри, я книжку тебе привез.
– Адамар. “Исследование психологии процесса изобретения…” Знаешь, я ее, кажется, видел. Любопытно, что выпустило ее издательство “Советское радио”. Я тебе потом расскажу про другую книжку этого странного издательства. Они там что-то серьезное курят, раз такие книжки выпускают. Или уровень познаний советского радиоинженера достиг каких-то высот запредельных.
– Здесь в приложении приведено эссе Пуанкаре. Адамар все время на него ссылается, и они решили это эссе тоже опубликовать, оно небольшое, но важное.
– Ты что, мне его читать вслух собрался?
– Ага, читать и комментировать. Я, может, за этим и приехал. Не только за этим, конечно, еще пива попить. Слушай.
Ильич откинулся на спинку стула. Вытянул ноги. Сложил руки на животе. И смежил глаза.
– Ты что, спать собрался?
– Я тебя слушать собрался. Не отвлекайся. Нет, погоди, давай еще пива возьмем.
Ильич подошел к стойке, и женщина, почему-то не в грязно-белом халате, как это принято у нас, а в платье, нацедила две кружки. Ильич пунктуально дождался, пока осядет пена. Женщина долила в кружки темную пахучую жидкость.
