Лейси круто повернулась к Мэри.
– Помнишь Бака, старшего брата Роберта?
Мэри нахмурилась.
– Того, что погиб в аварии?
– Его машина рухнула в овраг. Он умер мгновенно. – Лейси покачала головой, опечаленная воспоминаниями. – Ему было девятнадцать лет. Досадная смерть, правда? – И прежде чем Ноэль успела спросить, какое отношение имеет к ее делу смерть брата Роберта, Лейси объяснила: – Мы начали встречаться в старших классах, когда он уже был выпускником, а мне предстояло еще учиться и учиться. Славный парень. Но если послушать его родителей, я была настоящей блудницей вавилонской. Господи, да мы ни разу не переспали! Мы только встречались пару месяцев, и я до сих пор удивляюсь, как Баку удалось так долго терпеть родительские попреки!
Ноэль понимала, что имеет в виду Лейси. Она помнила, сколько времени понадобилось родителям Роберта, чтобы примириться с ее существованием. Даже теперь, через девять лет после свадьбы, отношения Ноэль со свекром и свекровью были более чем прохладными. Впрочем, в последнее время Гертруда стала благосклоннее к ней. «Вероятно, потому, что я – мать ее единственной внучки». Гертруда души не чаяла в Эмме.
– Мои свекровь и свекор стараются не вспоминать про Бака, – заметила она. – Должно быть, это слишком мучительно.
– Я заговорила о нем вот почему: я не понаслышке знаю, каковы Ван Дорены, – продолжала Лейси, – и знаю, что именно мне предстоит. – Она устремила на Ноэль прямой и решительный взгляд карих глаз. – Сомневаюсь, что я в здравом рассудке, но все-таки за это дело я возьмусь. – Она протянула руку. – Но не торопись благодарить! Сначала я хочу предупредить тебя: это будет нелегко. И обойдется недешево. Мне незачем даже знать все обстоятельства дела, чтобы сразу все понять.
В душе Ноэль облегчение боролось с тревогой.
– Что же будет дальше?
– Завтра утром я прежде всего сделаю несколько звонков. Кто адвокат твоего мужа? – Лейси потянулась за ручкой и большим желтым блокнотом, лежащим на столе.
– Бретт Джордан из компании «Джордан, Торранс и Сандерс», – ответила Ноэль, – Но Роберт обращается к нему только при оформлении трансфертов на недвижимость и так далее.
– Скорее всего ему порекомендуют специалиста по, разводам. – Лейси что-то нацарапала в блокноте. – Как только я хоть что-нибудь разузнаю, я свяжусь с тобой. А пока постарайся успокоиться. Незачем поддаваться панике – ведь мы еще не знаем, каковы наши шансы. – Она строго нахмурилась, – И еще: не предпринимай никаких попыток связаться или встретиться с мужем, как бы тебе этого ни хотелось. У тебя и без того достаточно проблем. Capisce? [2]
Ноэль нехотя кивнула. Но ее не покидала мысль о маленькой дочери, с плачем зовущей мать. Если она сумеет встретиться с Эммой, увидеть ее хотя бы на минуту, объяснить, что все будет хорошо…
– А ты уже примерно представляешь, чего мы можем ожидать? – Мэри выпрямилась, удерживая на колене кружку с кофе.
– Хорошая новость такова: решение об опеке не что иное, как временная мера. – Лейси рассеянно погладила Саманту, похрапывающую, как медведь в спячке. – Как только состоится общее слушание, вы сумеете заявить о своих правах, поверьте мне. Первое правило нашего дела – назначить дату, и чем скорее, тем лучше.
Ноэль почувствовала себя изголодавшимся человеком, которому бросили жалкие крохи. Но она должна была узнать кое-что еще, что заставило ее вцепиться в эти крохи.
– Каковы мои шансы на то, что Эмму вернут мне?
Лейси ответила грустной улыбкой.
– Если бы я знала, я была бы гадалкой, а не адвокатом. Завтра мы будем знать больше, Так что наберитесь терпения, ладно? – Поднявшись, она проводила гостей до двери. – И помните: сначала надо определить, насколько силен наш противник.
Для Ноэль, с трудом удерживающейся на грани срыва, эти слова прозвучали как призыв к оружию.
Сидя в любимом кресле у окна, Дорис Куинн продевала иглу сквозь натянутую на пяльцы ткань, стараясь не уколоться. Обычно в такое время она ложилась вздремнуть. Но этот день был особенным. Несмотря на усталость, о сне не могло быть и речи. Дорис была не в силах сибаритствовать, зная, что ее единственная внучка в беде.
Но прежде следовало покончить с одним делом. Чрезвычайно важным делом.
Услышав шум подъезжающей машины, Дорис выпрямилась и отложила вышивание. Она попыталась встать, но у нее подогнулись колени, и она с резким выдохом упала в кресло. Дорис дрожала, ее сердце билось в хрупкой грудной клетке как перепуганный птенец. От нетерпения закружилась голова.
Дорис ненавидела свою болезнь. По ее вине она стала немощной. И эгоистичной: каждое новое испытание, выпавшее на долю ее близких, становилось проверкой ее выносливости. Долго ли она выдержит такое напряжение? Не станет ли последнее несчастье соломинкой, сломавшей спину верблюду? Как будто ей мало развода родной внучки!
Дорис нашарила в кармане халата четки. Закрыв глаза, она зашевелила губами, без устали повторяя: «Пресвятая Дева, Матерь Божия, молись за нас, грешников, ныне и в час нашей смерти…»
Да, Дева Мария придаст ей сил. Когда Дорис ждала своего первенца, врач предупредил, что ребенок может родиться недоношенным. Тогда Дорис начала усердно молиться, и Мэри Кэтрин появилась на свет в срок, со всеми положенными пальчиками на руках и ногах! В благодарность Дорис назвала ее в честь Пресвятой Девы. Второе имя, Кэтрин, досталось Мэри от матери Дорис, которая ходила в церковь не только каждое воскресенье, но и никогда не пропускала утренние службы в пятницу, хотя ей приходилось растить, одевать и кормить пятерых детей. Но более своевольного ребенка, чем Мэри Кэтрин, Дорис не могла себе вообразить. Девочка ничем не походила на свою сестру, ласковую, как котенок, и совершенно бесхитростную.
Именно поэтому Дорис всегда была особенно строга с Мэри, решив вовремя наставить на путь истинный непослушную старшую дочь. Но она потерпела фиаско. Не только в роли матери, но и в глазах Господа.
Да, она поступила по-христиански, много лет назад приняв в дом Мэри и ее ребенка. Но при этом она ревниво опекала внучку. Незаметно побуждала Ноэль быть откровенной с ней. В то время Дорис не понимала, что творит, но болезнь и сознание того, что ее земные дни сочтены, заставили ее понять собственную ошибку.
Хуже всего было сознавать, что, даже будь у нее шанс все исправить, она не сумела бы воспользоваться им. Приходилось мириться с тем фактом, что она допустила непростительную оплошность. Но благодаря этому у Ноэль и Мэри появилась крыша над головой и еда. Муж Дорис – упокой, Господи, его душу – был добрым, но бесхребетным человеком. Ей постоянно приходилось подталкивать его, побуждать к действиям. Подстрекать и упрекать, чтобы он не упустил случай, и в конце концов его босс, мистер Эванс, назначил его старшим менеджером. А кто заставил его оформить страховой полис, чтобы в случае его смерти вся семья не осталась нищей?
Но каким бы ни был нанесенный ущерб, она должна попытаться исправить хоть что-то. Нельзя допустить, чтобы Мэри Кэтрин и впредь считала, будто в жизни собственной дочери она играет самую незначительную роль. Она нужна Ноэль, и теперь – особенно. Пришло время все прояснить.
Услышав за дверью шаги, Дорис поднялась, поморщившись от резкой боли в боку. Ее взгляд упал на картину над диваном – Христос на кресте, с обращенным к небу лицом и выражением восхищения и муки на нем. Но Дорис уже выяснила, что в смерти нет никакой доблести. В сущности, это ничем не примечательное явление. Разве что умирать немного… неловко. В желудке урчит в самое неподходящее время, за ночь под одеялом скапливается неприятный запах. Мерзнешь чаще, раздражаешься быстрее. Одну половину дня проводишь в уборной, вторую – в постели. Да еще приходится зависеть от людей, которых прежде всеми силами старался избегать.
– Ну, не томите меня! – воскликнула Дорис, едва Мэри и Ноэль вошли в комнату. – Что она сказала? Судя по вашим лицам, нечто не слишком обнадеживающее.
