сердце Даны отчаянно колотилось и все внутри, казалось, превратилось в студень. Однако усилием воли она заставила себя отступить на шаг и кивнуть. Кейн вошел, она заперла за ним дверь и долго возилась с цепочкой, пока непослушным пальцам не удалось наконец поставить ее на место. Зачем закрывать на цепочку, Дана и сама не понимала — ведь опасность грозила ей не снаружи, а изнутри.
Обернувшись, она с облегчением увидела, что Кейн улыбается.
— Я принес шампанское, — сказал он, протягивая ей бутылку. — Хочу отпраздновать твое вступление в новую жизнь.
В новую жизнь… Неужели с ним?
— Вести собственный бизнес — дело нелегкое, — продолжал он, едва ли догадываясь, что разрушает надежды Даны, — но ничто не может сравниться с радостью от достигнутого успеха.
— Верно, — ответила она, улыбнувшись в ответ задумчиво и немного грустно. Дана опустила глаза на этикетку — «Вдова Клико», одна из лучших марок французского шампанского. — Спасибо, Кейн. Боюсь, у меня нет бокалов, достойных такого напитка…
— Неважно.
Он окинул взором скромную квартирку — гостиная, прихожая, отгороженная стойкой кухня, все совмещено в одной комнате, — и Дана с особой остротой почувствовала, как непохоже ее нынешнее жилье на роскошные апартаменты, в которых она жила с отцом. Кейн, несомненно, подумал о том же, но не сказал ни слова — просто прошел в крохотную кухоньку и поставил шампанское на стол.
Это вывело Дану из замешательства.
— Пара бокалов у меня найдется. Если ты возьмешь на себя труд открыть…
Улыбнувшись Кейну, она поспешила к буфету, где хранилась посуда. Верхнюю полку, предназначенную для стекла, занимали в основном толстостенные стаканы, подходящие для сока или газировки, но никак не для первоклассного шампанского. Что делать — пить вино Дане приходилось нечасто. Пара дешевых стеклянных бокальчиков, спрятанных в заднем ряду, запылились и нуждались в мытье. Дана быстро сполоснула их в раковине, вытерла досуха, поставила на стол — и только тут заметила, что Кейн и не брался за бутылку.
Он не отрываясь смотрел на Дану — на ее высокую полную грудь, на гибкую талию, на женственные бедра… От этого откровенного взгляда у нее закружилась голова и соски под водолазкой бесстыдно затвердели. Наконец Кейн снова взглянул ей в лицо, и на губах его заиграла легкая ироническая улыбка.
— Нет, Дана, тебя выдали не волосы.
Сначала она не поняла, но уже в следующее мгновение вспомнила, как спрашивала утром, что в ней напомнило Кейну о Кармен.
— Хотя твои волосы трудно не заметить, — продолжал он. Ирония в его голосе звучала все отчетливее. — Не многие женщины могут похвастаться таким богатством.
Дана напряглась. «Не многие женщины»? Сколько их было? Его влекло к ним? Быть может, он вел себя с ними так же, как с ней на балу? Значит, она для него — лишь одна из многих?
— Но, должен признать, они напомнили мне о тебе. — Сделав шаг к ней, Кейн запустил руку в шелковистые кудри, обрамляющие лицо, заправил за ухо выбившуюся прядь — а огненный взгляд его ни на секунду не отрывался от глаз Даны. — Да и можно ли забыть свою первую любовь?
Эти слова бальзамом пролились на ее душевную рану. Значит, она для него — не одна из толпы!
— Скажи, пират напомнил тебе обо мне? — прошептал Кейн, склоняя к ней голову.
— Да! — ответила она тоже шепотом, не в силах говорить громче. — Глядя на него, я видела тебя!
Он коснулся губами мочки ее уха, и по телу Даны прошел электрический разряд наслаждения.
— А от тебя и сейчас пахнет духами Кармен.
— О-о! — выдохнула она, вспомнив о том, как и сама узнала в Кейне пирата по запаху одеколона.
Как странно — неужели можно узнать человека по одному лишь запаху? Но голос Кейна, вновь зазвучавший над ухом, заставил ее позабыть о пустых размышлениях.
— Сегодня утром я ощутил этот запах и вспомнил… — Руки его скользнули по плечам Даны и накрыли мягкие холмики грудей, увенчанные напрягшимися бутонами сосков. — Мне вспомнились груди Кармен — и на вид, и на ощупь они были точь-в-точь как твои… и все остальное… но тогда я не обратил внимания на это сходство. Мало ли на свете похожих людей! Я и вообразить не мог, что встречу на маскараде тебя. Мне казалось, что ты сейчас далеко-далеко отсюда.
И в пространстве, и во времени, мысленно закончила Дана. Тогда, на балу, она сама чувствовала то же самое и так же думала: нет, это не может быть Кейн! Однако это был он — и тогда, и сейчас. Руки его скользнули под мягкую ткань водолазки, и Дана содрогнулась от необоримого желания ощутить реальность его страсти, снова познать его — не фантазию, а мужчину из плоти и крови…
Кейн, Кейн, Кейн! — сердце ее, пустившись в бешеный пляс, выстукивало его имя. Не в силах дождаться, пока он разденет ее, Дана сама стянула водолазку и предстала перед ним полунагой, не боясь и не стыдясь своей наготы. Она жаждала ощутить тепло его рук, почувствовать то же, что чувствовала в его объятиях много лет назад. Забывшись, она взглянула Кейну в лицо, ожидая увидеть в его глазах любовь, — но он пожирал взглядом то, что ему открылось.
— Вот что тебя выдало, Дана, — прошептал Кейн, медленными, легкими прикосновениями обводя темные кружки сосков. — Когда я узнал, что ты вернулась в Сиэтл… и почувствовал запах твоих духов…
Глубоко вздохнув, он поднял глаза — в них горели страсть и вызов. Дана смело встретила его взгляд. Взоры их скрестились: воспоминания давних дней вихрем закружились в мозгу. Кейн сорвал с себя кожаный пиджак и швырнул его на пол, за пиджаком последовала и черная рубашка.
Дана не в силах была ни заговорить, ни пошевелиться. Что толку отрицать — она хотела увидеть его нагую грудь, прикоснуться к ней, положить на нее ладони. И теперь, когда глазам ее предстало это чудное зрелище — широкая грудь, тугие мускулы, блеск чистой загорелой кожи, кудрявая темная поросль, подчеркивающая мужское начало в Кейне, — Дана не могла сдержать восторга. Он прекрасен, как бог, думала она, он само совершенство, я должна — просто должна! — до него дотронуться!
Не помня себя от восторга, она протянула к нему ладони. Но Кейн не собирался уступать инициативу: он перехватил руки Даны, положил на свои плечи, а сам обхватил ее за талию и, словно в танце, привлек к себе. Напряженные соски ее коснулись его обнаженной кожи. Несколько мгновений Кейн стоял неподвижно, слегка покачивая Дану из стороны в сторону, чтобы усилить утонченное наслаждение близости, затем прижал ее податливое тело к своему — твердому и мускулистому. Объятия их становились все крепче, жар двух стремящихся друг к другу тел — все жарче. Дана закрыла глаза, наслаждаясь удивительными ощущениями: ей казалось, что она растворяется в Кейне, тонет в нем — и не было на свете ничего прекраснее этого.
Кейн не хотел спешить. Он рассчитывал любить Дану медленно, наслаждаясь каждым неповторимым оттенком ее женственности, осуществляя одну за другой все фантазии, которыми тешил себя долгие годы, не спеша возмещать многолетние страдания одиночества и неудовлетворенности…
Но неторопливого наслаждения любовью не получилось. Не успел Кейн оглянуться, как уже бросил Дану на кровать, сорвал с нее оставшуюся одежду… Хорошо хоть не забыл о защите!
Она лежала перед ним, соблазнительно раскинув ноги, — чувственно-бесстыдная в своей самозабвенной страсти, жаждущая, ждущая. Дана жадно, словно хотела поглотить его, скользила по его обнаженной фигуре взглядом, в котором читалась мольба: «Возьми меня, возьми скорее, я твоя!»
И Кейн овладел ею — овладел страстно и яростно, и с каждым мощным толчком в мозгу его ударами колокола отдавалось ее имя: Дана, Дана, Дана! Она обхватывала его все теснее, и жар ее лона, окружив его горячим кольцом, призывал поскорее излиться в самую глубину ее существа.
Он излился — и раз, и другой, и третий. Но этого было недостаточно. Кейн хотел большего, гораздо большего… его многолетний голод требовал насыщения, требовал слиться с этой прекрасной женщиной и познать ее до конца, во всем многообразии ее чувственности; ощутить каждую линию, каждый изгиб ее тела, ее вкус, ее запах, сладость ее уст, жар ее сокровенного естества; узнать ее во всех позах и положениях, какие только придут на ум ему или ей.
