— Ты оставил письмо моей тете! — напомнила Дана.
— Правильно. И она сказала, что из поездки по Средиземноморью ты вернешься через несколько недель.
— Кейн, тетя забыла о письме. Через несколько дней после твоего отъезда она узнала, что ее лучшая подруга умирает от рака. Естественно, ей стало уже не до меня и не до моих проблем… — Дана грустно вздохнула. — Забытое письмо валялось у нее в ящике стола: лишь полгода спустя она случайно на него наткнулась и тут же передала мне. Я позвонила тебе в тот же день.
Он замер, словно обратился в камень. Кейн не сводил с нее глаз, однако Дане показалось, что он вовсе ее не видит. Как будто ее и нет рядом, а душа его бродит где-то в ином времени и пространстве.
Дане стало страшно, будто она вдруг заглянула в бездну. Ей хотелось прервать это отрешенное молчание, вернуть Кейна к реальности, но разум отказывался работать. Она просто ждала, боясь пошевельнуться. Она сказала правду — теперь дело Кейна ответить на это… если ему есть что ответить.
Наконец — вечность спустя — взгляд его обрел четкость, губы искривились в сардонической усмешке.
— Ладно, Дана, — протянул Кейн, — что толку плакать над пролитым молоком?
Она молчала. Почему ты меня не дождался? — кричала ее душа, но рассудок понимал, что это глупый вопрос. С какой стати? Она-то его ждать не стала, хоть он и был — и остался! — единственным, кого Дана по-настоящему любила.
— Спокойной ночи, — сказал Кейн наконец и ушел, захлопнув за собой дверь.
Дана тяжело вздохнула. Она снова потерпела поражение.
Так и не узнала, любил ли он свою жену… Может быть, глупо на этом зацикливаться? И все же Дана не могла забыть потрясения, которое испытала, когда женский голос в трубке равнодушно сообщил, что Кейн нашел ей замену… а она ему — нет.
Однако, если причина брака в незапланированной беременности, картина меняется. Это можно понять. Это куда лучше. Если так, ей не из-за чего чувствовать себя отвергнутой. И куда больше шансов, что Кейн вернется. Хотя Дана по-прежнему не знала, как пробить стену, которой Кейн отгородился от нее.
Зарывшись лицом в подушку, она вдохнула запах его одеколона. Запах пирата. Человека в маске. Дайте срок — она сорвет с него маску! Она не отступит, пока не узнает, чем живет и дышит Кейн Уильямс!
10
Кейн заглушил двигатель. Это автоматическое действие вернуло его к реальности, он осознал, что уже вернулся домой и запарковал машину в гараже. Как оставил Дану, как сел в автомобиль, как добрался до дома — ничего этого Кейн не помнил.
Почти с испугом он взглянул на часы. Нет, времени прошло совсем немного — сейчас немногим более полуночи.
Известие о том, что Дана звонила ему из Англии, выбило Кейна из колеи. Домой он добрался, можно сказать, на автопилоте. Однако осталось еще немало дел, и первое из них — заглянуть к матери…
К матери…
Выйдя из машины, Кейн резко захлопнул дверцу, в груди его что-то болезненно сжималось. Если бы не мать, он остался бы в Англии — подумаешь, какая-то пара недель — и дождался бы возвращения Даны из вояжа! Один взгляд в ее глаза дал бы понять, что их любовь еще жива… А в том, что тогда она была жива, Кейн не сомневался — достаточно вспомнить, какое влечение испытывают они друг к другу сейчас!
Яростный гнев охватил его. Все из-за матери! Если бы не она…
Глэдис терпеть не могла Дану. Говорила о ней мерзости. Запрещала Кейну с ней видеться. Скандалы, упреки, слезы, обман — она все пускала в ход, чтобы отвадить сына от нежеланной ей любви. Что ей за дело до его чувств и желаний! Она — мать, она отдала ему жизнь, а значит, лучше знает, что ему нужно. И скорее умрет, чем согласится делить сына с «этой девкой».
Да что там — пять лет спустя, когда Кейн доказал свою способность идти к успеху избранной стезей, мать недовольно поджала губы, едва услышала, что он летит в Англию и надеется вернуться оттуда с Даной.
После долгих споров Кейн убедил мать, что вправе распоряжаться собственной жизнью и любить по своему выбору. По крайней мере, на словах она с ним согласилась. Но на деле… Кейн не пробыл в Англии и трех дней, как его настигла страшная весть: мать тяжело больна, воспаление легких угрожает ее жизни…
Нет, Глэдис не умерла.
Погибла мечта Кейна.
Мечта, которая — теперь он это знал — могла исполниться.
Кейн на цыпочках вошел в комнату матери. Глэдис дремала в кресле, уронив голову на плечо, на коленях ее лежала раскрытая книга. Ей не было еще и шестидесяти, но во сне она казалась старой, усталой и какой-то пронзительно беззащитной — и Кейн почувствовал, как стихает его гнев, сменяясь горькой жалостью.
Он не винил мать за телеграмму, сорвавшую его поездку в Англию. Не винил и тетку Даны в том, что она, подавленная смертельной болезнью подруги, забыла передать племяннице письмо от незнакомца. Кому, как не Кейну, знать, сколько горя и тревог может принести болезнь близкого, дорогого человека!
Мать не виновата в том, что после инсульта, от которого она окончательно так и не оправилась, стала восприимчивой к инфекциям. Кейн обеспечил ее лучшим медицинским обслуживанием, какое можно купить за деньги, однако Глэдис не могла отказаться от визитов к врачам, в приемных которых неизбежно общалась с другими больными. Можно ли обвинять ее в том, что она подхватила пневмонию в самый неподходящий момент? Или в том, что, напуганная болезнью, вызвала сына из Англии отчаянной телеграммой, страшась умереть в одиночестве?
Он сам во всем виноват. Разве не сам он, отчаявшись, приказал себе раз и навсегда выкинуть Дану из головы? А потом, в недобрый час, на какой-то дурацкой вечеринке встретил Леонору — буйство черных кудрей, зазывный взгляд — и слепо ринулся к ней, надеясь найти в ней замену утраченной любви. Больно вспоминать, чем это закончилось, — сломал жизнь и ей, ни в чем не повинной, и себе. Когда Дана наконец позвонила, Кейн был не свободен. И в этом нельзя винить ни мать, ни Леонору — никого, кроме себя.
Горько вздохнув, он осторожно коснулся плеча матери. Ресницы Глэдис затрепетали, первые несколько секунд она непонимающе смотрела на сына сонным взором, затем обрадованно воскликнула:
— Ты вернулся!
— Да, вернулся. — Он взял с ее колен книгу и положил на столик у кровати. — Хочешь, помогу тебе встать?
— Спасибо, дорогой, не надо. Я сама… сейчас…
Кейну стало совестно.
— Мама, если тебе тяжело присматривать за Джессикой, пока меня нет, пожалуйста, так и скажи. Я попрошу няню оставаться на ночь.
— Нет, нет! — тревожно воскликнула Глэдис, умоляюще сжав его руку. — Кейн, я хочу чувствовать себя нужной! Ты столько для меня сделал, а Джессика совсем не доставляет хлопот. Она почти не просыпается ночью. Пожалуйста, позволь мне заботиться о ней… о вас обоих.
Кейн нахмурился.
— Ты уверена, что это для тебя не слишком тяжело? Скажешь мне, если забота о Джессике станет тебе не по силам?
— Обязательно скажу. Не беспокойся, дорогой, я просто задремала и непременно проснулась бы, если бы она позвала. Ни за какие блага мира я не соглашусь оставить Джессику без присмотра! Я так ее
