— Да и остготский король не станет воевать против гуннского царства, пока Аттила жив.

— Но он проживет еще долго. Ему только пятьдесят шесть лет, — с гневом воскликнул Дагхар.

— А между тем мир гибнет, — со вздохом произнес Визигаст.

— Пусть лучше погибнет мир, — сказал спокойно гепид, выпрямившись, — чем моя честь — Пойдем, Гервальт. Я прибыл сюда, потому что давно уже догадывался, что замышляет друг Визигаст. Выслушать его, предостеречь его хотел я во что бы то ни стало, даже рискуя жизнью, только не честью. Старый седовласый герой ругов, ведь ты сам, конечно, не надеешься сломить господство гуннов, если Валамер и я будем их поддерживать. А мы должны их поддерживать, если ты теперь нападешь на них. Седобородый король, неужели ты не научился еще главному искусству королей — выжидать!

— Нет, не выжидать! — с запальчивостью воскликнул Дагхар. — Король Визигаст, пусть гепиды и остготы проспят высший венец победы и славы. Мы ждать не будем! Ты ведь сказал, что весною будет уже поздно. Мы теперь же нападем на них! Как? Разве мы не достаточно сильны? Твои руги! Мои скиры! Герул Визанд с сильным отрядом наемников! Благородный лангобард Ротари, благородный маркоман Вангио с своими соплеменниками! Три вождя склабенов — Дрозух, Милитух и Свентослав! Наконец, ведь даже византийский император обещал с своим послом, которого он прислал к гуннам, тайно золото и оружие.

— Если только он сдержит обещание! — прервал Ардарих. — Юный королевич, ты мне нравишься. Ты искусен в игре на арфе, ты быстр и в битве, и в разговоре. Так научись же теперь еще новому искусству, — оно труднее и для будущего короля необходимее, чем остальные, — искусству молчать!.. А что, как я выдам великому гуннскому хану всех, кого ты назвал?

— Ты этого не сделаешь! — воскликнул юноша. Но голос его дрогнул.

— Я этого не сделаю, потому что я решил хранить в тайне все, что здесь будет сказано. И я могу хранить это в тайне, так как не Аттиле, а вам грозит этот план гибелью. Ты не веришь, смелый Дагхар? Все, кого ты назвал, — будь они в десять раз сильнее, — ни щепки не отломят от того ярма, которое Аттила надел на землю. Жаль твоей необдуманной юности, ты, пылкий герой! Жаль твоей седой дорогой головы, мой старый друг! Вы погибли, если не послушаете предостережения. Выжидание! — Ты отказываешься пожать мою руку, Визигаст? Ты раскаешься, когда убедишься, что я справедливо тебя предостерегал. Но моя рука — пусть она сегодня отвергнута — остается рукою твоего лучшего друга, и она остается всегда протянутой к тебе: заметь это! — Я иду, Гервальт.

И, повернув влево, он исчез во мраке.

На северной стороне острова почти неслышно соскользнул челн во черные волны.

Задумчиво смотрел старик вслед своему другу, опираясь обеими руками на свой могучий меч, который он носил на перевязи под плащом. Под гнетом тяжелых дум голова его медленно опустилась на грудь.

— Король Визигаст, — не отставал юноша, — ты ведь не будешь колебаться?

— Нет, — мрачно возразил он. — Я более не колеблюсь. Я отказываюсь от этого плана. Если мы отважимся одни, мы погибли.

— Если бы даже и так, — воскликнул Дагхар с возрастающей горячностью, — мы должны все-таки на это отважиться! Узнай то, о чем я умолчал при посторонних. Мы должны действовать! Сейчас же!

— Почему?

— Потому… потому… ради твоей дочери.

— Ильдихо! При чем же тут она?

— Его сын ее видел и…

— Который?

— Эллак. Он был в вашем доме, когда ты ездил к нам на охоту.

— Кто тебе это сказал? Ведь не сам же он!

— Она.

— А мне ничего?

— Она не хотела тебя тревожить раньше времени, — ты знаешь силу ее воли, — пока нет повода, может быть, думала она. Но это — повод для нас действовать. Он видел прекраснейшую из всех германских девушек и пожелал ее иметь своею: кто же в самом деле, кто только ее видел, не пожелает того же? Он будет у своего отца…

— Ильдихо? Мое дитя!.. Идем! Поспешим! Домой! Скорее!

Они пошли на восточный конец острова, где на тонком берегу оставили свой простой бревенчатый плот. Оба вскочили на него. Дагхар сбил деревянную крепь, вбитую в землю, и оттолкнулся от берега. Быстро понесся плот вниз по течению. Юноша, стоя впереди, шестом направлял его то направо, то налево, старик позади управлял рулем. Он держал к правому, южному берегу. Оба, сильно возбужденные, полные нетерпения, торопились поскорее быть дома.

После того как замерли вдали наконец редкие, слабые всплески руля, и на реке и на покинутом острове снова водворилась глубокая тишина. Лишь тихо журчали волны, да колеблемый ветром высокий камыш наклонял до самого зеркала вод свои темно-коричневые, пушистые венчики. Ширококрылая летучая мышь неслышно шмыгала над водой, ловя ночных мотыльков.

Но вот широкий ствол ивы, под которой только что происходило совещание, как-то странно как будто поднялся. Между верхними ветвями дерева показалась какая-то темная фигура.

Сперва высунулась голова в шлеме, а затем широкое, укутанное в плащ туловище, двумя сильными руками опиравшееся на верхушку дерева. Человек этот внимательно прислушивался и приглядывался. Но так как кругом все было тихо и пусто, то он совсем вылез из широкого дупла и спрыгнул на землю. Вслед за ним соскользнуло с широкого дерева еще двое.

— Не прав ли я был, господин? — послышался нетерпеливый юношеский голос — Разве не так всё было, как я говорил?

Тот, к кому он обращался, ни слова не сказал в ответ. За темнотою нельзя было рассмотреть черт его лица, но он был низкоросл и коренаст. Вместо ответа на вопрос, он повелительно обратился к другому; — Хельхал, запомни имена! Я их не забуду Визанд, Ротари, Вангио, три склабенских пса. Пригласи их на наш торжественный трехдневный праздник богини коней — Даривиллы. Это не покажется странным, это в обычае. Они и все их приближенные и родственники, все должны быть у меня!

— Так ты доволен, господин? Отдай же мне условленную награду, — не отставал юноша. — Неужели ты думаешь, мне легко было изменить и предать своего молодого, благородного господина, мне, его собственному щитоносцу? Только страсть, бешеная и безнадежная, к той девушке невыразимой красоты могла меня… О если бы ты знал, господин, как она прекрасна! Стройна, полна, бела…

— Стройна?.. И в то же время полна?.. И бела? Я все это увижу.

— Когда?

— В день ее свадьбы, конечно. Я не пропущу этого дня.

— Поспеши! Ты слышал, уже Эллак… для меня поспеши! Когда… когда ты мне ее отдашь?

— Когда буду уверен вполне в твоей верности и твоей скромности. Подумай сам: ты предал мне своего господина, которого не любишь, но боишься, что же я должен сделать, чтобы ты не предал и меня?

— Все, что хочешь. Придумай самое прочное, самое надежное средство.

— Самое надежное? — переспросил тот, медленно запуская руку под плащ. — Хорошо! Будь по твоему. Он мигом выхватил длинный, кривой нож и с такой силой вонзил его в живот ничего не ожидавшему юноше, что тот, не издавши ни звука, как сноп повалился на землю.

— Пусть лежит. Вороны найдут его. Пойдем, Хельхал.

— Господин, я один переплыву на тот остров, где мы спрятали лодку, и приведу ее сюда. Ты уже оттуда довольно проплыл, и еще плыть будет для тебя трудно.

— Молчи. Дважды в ночь переплыть такую маленькую часть Дуная для меня ничего не стоит. — Плавание и подслушивание вознаграждены. Не только весь тот кустарник, старый и молодой, срублю я одним взмахом, я согну также и оба гордые дуба, гепида и амала. Они должны поклясться, что будут верны моим сыновьям так же, как и мне. Поклясться или умереть. Вперед, Хельхал! Мне приятно холодное купанье. Приди, высокогрудый Дунай, приди в мои объятия!..

Вы читаете Аттила
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату