Владимир отошёл с Гузелью чуть поодаль, опять, как в Мувске перед отъездом, взял её за руку.
Она улыбнулась, заглянув ему в лицо:
– Ну как тебе Мэгги?
– Ну как… Как Мэгги. Я её не понял – на заочный экономический поступать хочет, что ли? Хы. Что-то свела разговор на экономику…
– Мэгги – она такая… разносторонняя…
Поговорили о том о сём; он чувствовал, что между ними завязывается некая «ниточка», и был рад этому. Подошёл Вовчик.
– Хорь, чо вы там, пособачились, что ли?..
– А ну их! – отвечал Вовчик с досадой, – Дуры твои подружки, Гулька!!
– Вовчик, Вовчик, что ты… ты их ещё не знаешь…
– Знаю! Уже. Вовк, ты прикинь, – всего-то, зашёл разговор об обуви. Я им сказал – что эти их городские скакалки на каблуках, и даже кроссовки, – не для деревни. А они… смеяться!
– Ну и что?..
– А то. Я с ними серьёзно, о серьёзных вещах, а они… Давай меня лажАть!..
– Вовчик, Вовчик, да они шутили просто!.. – стала защищать своих подруг Гуля.
– Я знаю, когда шутят! А тут – какие шутки!
– Да Во-о-овчик…
Бегали друг за другом, что-то вереща, несколько разновозрастных детей. Поодаль переговаривались, куря, несколько не то девушек, не то молодых женщин из первого автобуса:
– Это я сейчас похудела, а раньше я…
– Да, были связи…
– У него трусы были в сердечках, представляешь?? Вот как с таким можно?...
– Ты бы их видела: один жердяй унылый, второй…
Вовчик всё продолжал запальчиво:
– Я им только сказал, что каблуки в деревне не есть гуд, работать же придётся – а они мне «пусть трактор работает, он железный, а мы едем чисто для украшения пейзажа!»
Гуля засмеялась.
Поодаль появился Витька Хронов, и стал делать таинственные знаки, подзывая друзей к себе.
– Ну я пойду, посмотрю как там мама, – девушка ушла.
– Парни, пока вы тут тити мнёте, я та-а-акую тёлочку подснял!.. – тут же не замедлил похвастаться Хронов.
– Какую? – в один голос переспросили друзья, Вовка с тщательно скрываемым презрением, Вовчик со скептицизмом.
– Да какую – самую лучшую! Ту, что последней, на такси приехала! Видали?? Она у них прима!
– Мммда? – поднял бровь Владимир, переглянувшись с Вовчиком, – И в чём этот… съём у тебя выразился?..
– Да в чём!.. В том! Перетёрли с ней сейчас, типа. Я сказал, чтоб меня держалась; она – что сразу поняла, что на меня можно положиться, что я настоящий мужчина. Что я, типа, парень её мечты! Корефаны! Презервативы у вас есть?..
Вовчик хрюкнул и отвернулся. Владимир чудовищным усилием воли сумел-таки сохранить на лице каменно-спокойное выражение.
– Старик… – он положил руку на плечо последователю Махно, Бакунина, князя Кропоткина, – Поздравляю. Мы тебя выручим, конечно. Как только до дела дойдёт – обращайся. Ссудим изделиями. Пачки на день, надеюсь, хватит? А сейчас…
Послышался автобусный гудок
– … ты б всё равно не успел. Но всё равно – поздравляем! С победой. Айда, парни грузиться…
Ещё несколько томительных часов прошло в тряске в неприспособленном для дальних рейсов автобусе. Уже и поговорили, и подремали под непрерывные звуки весёленько-разухабистых песенок из динамиков автобусного репродуктора; и дважды вновь, прямо посреди заросшей редколесьем дороги, сходили «мальчики налево – девочки направо»; причём сопровождавший кортеж полисмен с коротким автоматом выходил, и гордо демонстрировал, что он тут, что он бдит, что у него автомат, можно ничего не опасаться…
Уже невдалеке показался следующий пункт их маршрута – посёлок «городского типа» Равнополье; когда старенький ЛиАЗ вдруг затрясся, закряхтел, сделал из последних сил рывок – и внезапно заглох.
Водитель во внезапно наступившей тишине, не прерываемой фырчанием мотора, высказался длинно и нелицеприятно; в его тираде фигурировали одновременно Администрация, Господь Бог, Богородица, мать, чёрт, половые органы; и, для связки и экспрессии, множество непереводимых ни на один из европейских языков выражений, в то же время прекрасно понимаемых всеми, для кого «великий и могучий» был родным.
Эта остановка затянулась.
Шедший первым автобус тоже остановился, и сдал задом к пострадавшему собрату.
Утомлённые длинной и трясучей дорогой пассажирки сначала были обрадованы нежданной остановкой, и потянулись в кусты по обе стороны дороги; а мужчины столпились вокруг чертыхающегося водителя, копающегося в двигателе. От них последовали масса несомненно дельных советов, на все которые оба водителя, копающиеся в двигателе, отвечали однообразно-нецензурно.
Шло время.
Никакого результата ни от усилий матерящихся водителей, ни от дельных советов окружающих не воспоследовало. Когда стало ясно, что ни упоминание в различных контекстах и падежах Богородицы и всех святых действия не возымеет, ровно как и ковыряние подручными инструментами в движке, перемазанные и раздражённые так дурацки сложившимся днём водители объявили, что сейчас на сцепке дотянут автобус до посёлка, а там… там посмотрим. Объявление было принято пассажирами с молчаливой (уже) обречённостью.
Мужчины помогли завести сцепку, все вновь погрузились по местам, и кавалькада продолжила путь к Равнополью, теперь медленно и натужно. До видневшегося невдалеке посёлка теперь добирались почти час…
Остановились на небольшой площади перед миниатюрным автовокзалом. Тут же вокруг образовалась группа уже местных советчиков, специалистов по двигателям и автобусам, частично нетрезвых; но, видимо, как и советы пассажиров, их пожелания чудодейственной силой не обладали; и копающиеся в двигателе водилы реагировали на их высказывания всё в тех же, в основном, нецензурных, выражениях.
Ни действующего автосервиса, ни знающих автомехаников в Равнополье не оказалось…
Время шло.
Собственно, простая мысль, что на сегодня, кажется, вояж закончен, одновременно пришла в голову многим. Изнывавшие от безделья пассажиры стали наперебой интересоваться у местных, где и как тут можно… ну, переночевать, не у автобуса же тут куковать?..
Тут же образовалось импровизированное вече.
Часть пассажиров, в основном из автобуса, который был на ходу, потребовала доставить их в пункт назначения, «а оставшиеся, с этого автобуса, доберутся потом… как-нибудь».
Пожелание вызвало шквал возмущения пассажиров автобуса сломавшегося; перепалка, в которой немалую роль играли девчонки-танцорки, нежелавшие, чтобы их «бросили на произвол судьбы в этой дыре, даже не довезя до дыры назначения» грозила перерости в схватку; но её остановил Вадим, с серьёзным, суровым и ответственным видом заявивший, что при попытке уехать он самолично порежет шины, и тогда уже точно никто и никуда… К тому же на его сторону стал и единственный представитель власти – полицейский с автоматом; он заявил, что
