Не успела она и договорить, как перед ними, на палубе, появился Сморчок, который недовольно пробурчал:
— Забыла,… видели её! А мы тут невидимками должны скакать…Правда, Блескун?
Лунный луч возник в тот же момент, что и старичок. Он исходил из нижнего рога месяца и простреливал всё небо яркой, очень тонкой полоской. На его конце качался тот самый волшебный сундучок. Он едва ни касался палубы.
— Извините, пожалуйста. Вы не будете на меня дуться? — примирительно попросила Дашенька.
— Дуться?…Ещё чего!.. Да ты нам приказывать можешь! — ответил Блескун. — А Сморчок, как и все старики, вечно ворчит. «Верно говорю? — обратился он к Сморчку».
Тот хитро промолчал и вновь спросил Дашеньку:
— Так что будем делать? Высаживаться?
— А мы не знаем, куда высаживаться и куда идти…
— Вот те два! — снова воскликнул Сморчок. — Я и то знаю, что вас ждут в хрустальном дворце. Соня, ожидаючи, поди, во сне с ветки свалилась.
— Так пошли к ней быстрее!
— «Пошли!»… Эко!.. — «пошли!» Вам что тут паркет? «Пошли!» — ну и сказала! … Блескун, переноси. Да и «ФЛАМИНГО» забрать надо.
— Говори слова, — согласился лунный луч.
Старичок снова встал на левую ногу и, прикрыв ухо, заскакал, напевая:
Подчиняясь воле смешного старичка-волшебника, баркентина начала уменьшаться. И чем меньше она становилась, тем больше и больше походила на живого розового фламинго. Впрочем, сказать «больше и больше походила», будет не совсем точно, так как она и всегда была копией настоящего фламинго, только очень большого.
Корабль уменьшался, а сундучок так и висел на лунном луче.
Как и во всех путешествиях по лунной дорожке, и в этот раз всё происходило необычным образом, словно специально кем-то придуманным. А иначе как же можно объяснить то, что последовало вслед за уменьшением птицы-парусника?
Итак, баркентина постепенно уменьшалась, и вскоре её палуба, ют и бак оказались гораздо ниже висящего в воздухе сундука. Прошли какие-то мгновения, и даже с грот-мачты невозможно было бы не только достать до днища сундучка, но и допрыгнуть, не говоря уже о фок и бизань мачтах.
Сундук уже качался где-то высоко в небесах, а сам «РОЗОВЫЙ ФЛАМИНГО» сделался ничуть не больше настоящей птицы, носящей такое же имя. А она, ведь, даже не больше журавля или лебедя!
Вначале Дашенька, как, впрочем, и Жемчужина, наблюдала всё происходящее с обычным для любознательных девочек познавательным любопытством. Однако, как только парусник уменьшился ещё и стал даже меньше размеров сундучка, который сам был не более, пожалуй, обыкновенной бабушкиной шкатулки для хранения пуговиц, её осенило. Дарьюшка задала себе простой вопрос: «Позвольте, позвольте!.. Если корабль стал меньше какой-нибудь шкатулки, а я нахожусь на нём, то, что же происходит со мной?…Ведь мачты мне кажутся по-прежнему высокими, по палубе я не только могу бродить, но даже пробежаться, а крохотная рябь за бортом сделалась выше меня! Как же это может быть?…»
И когда девочка поняла, что происходит с ней, она так и не решилась произнести это вслух, хотя в мыслях пролетело, поразившее её признание: «я тоже стала карликом!..По крайней мере — лилипуткою!»
И это было именно так!
Всё: парусник, Даша, Сморчок и жемчужина, всё уменьшилось во много раз. Они стали еле различимыми, а девочка сделалась меньше, чем даже самая маленькая каплю?шка.
Если бы такое случилось с ней до знакомства с Жемчужиной, или даже в самом его начале, то конечно нельзя было бы предположить благополучного, а тем более счастливого, конца этой истории. Но Даша, как вы помните, уже много раз попадала в невероятные ситуации: и страшные, и сказочные, и даже волшебные, и всякий раз благодаря друзьям, они оканчивались, словно в сказке, — к их общему удовольствию неожиданно хорошо.
Луч и лунная радуга уносят сундук с баркентиной, Дашенькой, Жемчужиной, Сморчком и Соней в грот
Стоит, пожалуй, напомнить, что той ночью, когда девочка впервые увидела сундучок, «РОЗОВЫЙ ФЛАМИНГО» выплыл из него, поднимаясь вверх к форточке по лунному лучу. И теперь, как только он достиг игрушечных размеров, луч начал удлиняться, опуская сундук, по-прежнему висевший высоко в небе. Когда днище коснулось воды, а затем погрузилось так, что края поравнялись с поверхностью моря, баркентина вместе с её пассажирами, как ни в чём не бывало, переплыла в сундук!
Не подумайте, что всё это длилось столько же, сколько я рассказываю об этом. На самом деле это заняло не более трёх, или даже двух, минут. Да иначе не могло и быть: ведь совершалось настоящее волшебство!
Стоило паруснику оказаться в ларце, как лунный луч, укорачиваясь, стал его поднимать над морем. Баркентина, а вместе с ней Дашенька с Жемчужиной и старичком, оказались подвешенными.
Блескун приподнял их не меньше, чем на десять метров, а затем сундук, словно дирижабль, поплыл в сторону берега.
Если точнее выразиться, то он, скорее, напоминал качели, что дети привязывают к толстым ветвям деревьев, стоящих на берегу реки, у самой воды, и качаются, пересекая реку то туда, то сюда. А эта была соединена ни с деревьями, и даже ни с ветряной мельницей, а с месяцем!
Могла ли Дашенька подумать, что хотя бы в мечтах сможет покататься на лунных качелях?…
А, впрочем, в мечтах-то и могла.
… Лунный луч перенёс всю компанию на берег, но не опустил. К ним тут же подлетела Соня. Дарьюшка была рада снова её встретить. Кажется, и та выражала не меньшее довольство.
Поприветствовав подружек, она, сказав, что в этот раз нет необходимости долго пробираться к скале, приподняла крылья, закатив глаза, и, вначале обращаясь к лучу, а затем тут же к лунной радуге, произнесла:
После её слов, как и в предыдущую ночь, прочертив половину неба, вспыхнула лунная радуга. Хотя в этот раз светила не полная луна, а всего лишь молодой месяц, радуга была ещё ярче и красочней. Она выглядела подобно месяцу молодо и задорно; так переливалась красками и румянилась, будто и в самом
