История Короля-Рыбака занимает в романе Кретьена несравненно больше места, — Персеваль по принесенному обету разыскивает его замок, как во всех рыцарских романах, сюжет нанизывается на сюжет, перемежаясь с эпизодами из приключений параллельно действующего героя, им рано или поздно предстоит поединок, объединение сил в поисках общей цели и достижение ее, — однако роман остался неоконченным: принято считать, что ненароком разгласивший некие эзотерические тайны поэт был на полуслове сражен насмерть — к примеру, разгневанными эльфами (одна из версий легенды о Граале — кельтская, и она аргументирована не хуже прочих). Собственно говоря, европейская традиция относит «первое европейское известие о Граале и о Персевале — искателе Грааля» к 1160–1180 годам, притом именно и только во Франции; только в следующем столетии сюжет станет достоянием немецкой, а затем и общеевропейской литературной традиции.
Французский язык в это время был в Западной Европе, помимо латыни, основным языком общения: даже необычайно образованный для своего времени английский король Генрих II (1154–1189), бегло говоривший на шести языках (но не знавший английского!), предпочитал говорить именно на французском, — он был правнуком Вильгельма Завоевателя, да и «первая французская поэтесса», известная под именем Марии Французской, жила в те годы именно в Англии. По-французски говорило большинство крестоносцев в Святой Земле, где в 1187 году случилась для них большая беда: Салах-эд-Дин (Саладин) вытеснил их из Иерусалима, с таким трудом завоеванного некогда войсками Готфрида Бульонского, ибо двумя годами раньше (1185) умер прокаженный король Иерусалима Балдуин IV, несмотря на страшную болезнь, до самой кончины проявлявший определенные черты политической и военной гениальности: покуда он был жив, Иерусалим не был сдан сарацинам; последним великим магистром ордена тамплиеров, избранным в цитадели (т. е. в Иерусалиме), стал в 1184 году не самый удачный кандидат — Жерар де Ридфор. А смерть уже стояла на пороге прокаженного Балдуина IV, без которого христианский Иерусалим был обречен. Впрочем, королевства крестоносцев на Ближнем Востоке просуществовали еще довольно долго, а воспоминания и особенно легенды о них, надо полагать, просто бессмертны.
В канун иерусалимской победы Саладина имели место события, определившие ход всей дальнейшей европейской истории, а кроме того, одновременно сложились и приобрели законченный вид величайшие легенды европейского средневековья. Это время не случайно совпадает с расцветом ордена тамплиеров — об их роли в истории Святого Грааля можно написать сотни страниц. Папа римский Александр III в 1163 году издал буллу, которую потомки назвали «Великой хартией вольности тамплиеров». По сути дела, орден с этого времени подчинялся разве что самому папе. Великие магистры ордена, первыми воспользовавшиеся привилегиями этой хартии — Филипп де Милли и Одон де Сент-Аман, — едва ли были озабочены поисками Святого Грааля — их уделом были политика и война. Впрочем, пушки в то время изобретены еще не были — следственно, и музы не молчали.
Однако же откуда-то должно было взяться и само слово «грааль», как будто не восходящее ни к какому тексту, достоверно датируемому временами ранее 1160–1170 годов. Наличие слов, сходных по звучанию со старофранцузским «li graaus» в средневековой латыни, в португало-галисийском и провансальском языках не доказывает решительно ничего: мы не можем с уверенностью сказать, на каком языке это слово прозвучало впервые. Интереса ради можно привести и современную гипотезу: «Saint Graal… San Graal» разные названия одного и того же и единственного символа; выражение «Sangraal» или, как у Мэлори, «Sangreal» одинаково часто употреблялось в первых версиях романов, ему посвященных. Но, если правильно расчленить это слово, как оно не было расчленено и последующих версиях, мы получим уже не «San Graal», a «Sang Raal» или «Sang Real», что на современном языке означает не что иное, как «Sang Royal» — «королевская кровь».
Теория ничуть не хуже хлыстовского толкования имени «Иисус» как производного от слов «из уст», или принятого русской в секте сопунов восприятия слов «окропи мя иссопом» как прямой инструкции сопеть друг на друга во время молитвенного радения, дабы насопеть побольше «духа святого» — да простят мое кощунство сторонники всех вышеперечисленных мнений, если не сказать — религий. Вывод из них можно сделать только тот, что достоверного смысла и происхождения слова «грааль» мы просто не знаем. Поэтому и «блюдо для рыбы» кажется вполне приемлемым чтением, — по одному тому, что слово «рыба», греческое составлено из первых букв слов «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель». Для ранних христиан именно изображение рыбы служило символом Церкви. И, хотя у немецкого преемника эпической традиции (у Вольфрама фон Эшенбаха) «грааль» стал скорее «камнем», у Кретьена де Труа и Робера де Борона речь идет именно о чаше — притом о чаше плоской, пригодной не только для рыбы — но, подобно современной католической монстранции, пригодной и предназначенной для причастия.
Впрочем, слова Спасителя, указавшего ученикам, что пресуществленные хлеб и вино суть плоть и кровь Его, дают повод для обратного толкования, на священных текстах в принципе не основанного. Как пишет С. С. Аверинцев, «Грааль — <…> таинственный сосуд, ради приближения к которому и приобщения его благим действиям рыцари совершают свои подвиги. Обычно считалось, что это чаша с кровью Иисуса Христа, которую собрал Иосиф Аримафейский, снявший с креста тело распятого Христа (т. е. Грааль — мифологизированный прообраз средневековых реликвариев — драгоценных вместилищ для материализованной святыни, само благородство материала которых имело по ходячим представлениям целительную силу). <…> Грааль — это табуированная тайна, невидимая для недостойных, но и достойным являющаяся то так, то иначе, с той или иной мерой 'прикровенности'». Однако в последующие века «Грааль» мог толковаться отнюдь не только как чаша.
Немецкий наследник Кретьена Вольфрам фон Эшенбах, неизменно подтрунивая над своим французским предшественником, довольно строго следует той же сюжетной канве; грааль (уже «Грааль») появляется и в его поэме, но там, напоминаем, это не что иное, как камень, принесенный ангелами на землю, иначе говоря, «совсем другая история» [ «Согласно легенде, Грааль был сделан ангелами из изумруда, упавшего со лба Люцифера, когда он был низвергнут в бездну». X. Э. Керлот. Словарь символов. М., 1994. С. 151. — Еще одна версия современных люциферистов] — к 1210 году романы Кретьена де Труа и его французского преемника Робера де Борона, трактующие священную часть истории Грааля, были достаточно известны, и немецкий поэт несколько раз иронически сетует, как много ему пришлось исправлять фактов, рассказывая историю Грааля вслед за Кретьеном де Труа. Однако именно Робер де Борон оказался первым писателем — в современном смысле этого слова, — придавшим истории Священного Грааля художественную законченность, изложив ее безыскусными, но удивительными по красоте стихами на современном ему французском языке.
Известно о поэте чрезвычайно мало: разве только то, что родиной его могла быть деревня Борон близ города Монбелиар (Бургундия); «Готье», упоминаемый в конце его «Романа о Граале» — вполне историческое лицо, Готье де Монбелиар. Участие Робера де Борона в Четвертом крестовом походе (1202– 1204), направленном против Константинополя, если и имело место (о чем говорит одна из гипотез), то это произошло после написания «Романа о Граале». Сам же «Роман о Граале» сохранился лишь в одной рукописи, притом в ней наличествует немалая часть следующего поэтического романа — «Мерлин», — которая должна была служить продолжением первого произведения. Сохранились также прозаические версии того же романа, — «Роман о Граале» в прозаической версии назывался «Иосиф Аримафейский» или просто «Иосиф», — сохранились прозаические версии его дальнейших частей повествования, представляющие ценность сами по себе, — однако же нас интересует не история последующих хранителей Святого Грааля, но толкование его как первой части причастия, — то ли сосуда, из которого давал пить Иисус во время Тайной Вечери апостолам, то ли чаши, в которую были собраны капли крови, пролившиеся из-под копья при распятии (на что нет ссылок даже в основных неканонических Евангелиях), — валено в конце концов лишь толкование Грааля как первой чаши со Святыми Дарами.
Именно тут возникает сюжет публикуемого ныне в русском переводе романа — «пропущенное в священных книгах место» или, как принято говорить в иудаизме «мидраш». Сами по себе образы Иосифа Аримафейского и других персонажей романа занимают в Евангелий чрезвычайно мало места. В Евангелии от Иоанна мы, к примеру, находим следующее (после того как один из воинов, которому Церковное Предание дало имя Лонгин, копьем пронзило Ему ребра и тотчас истекла кровь и вода): «После сего Иосиф из Аримафеи — ученик Иисуса, но тайный из страха от Иудеев, — просил Пилата, чтобы снять тело Иисуса,