Под знаком Льва

все, о чем умалчивает
бездна моего мозга, —

все на свете
вселяет в меня скуку.

Ибо некогда я замыслил
столько одиссей и трагических исходов,
столько самоизгнаний
и самоуспокоений, —
боже мой, разве же мог я представить
эту вот гладкую череду
белокурых рассветов,
золотовласых закатов
и льняных новолуний
(по которым когда-то
сходили с ума стихоплеты?).
Эту вот вереницу испетых припевов,
перепетых благоглупостей,
нелепых слепков с убожества
каталогизированной тягомотины!

Все на свете
вселяет в меня беспробудную скуку.

Во время оно, когда-то, некогда
(да и теперь случается —
когда не очень некогда)
во мне воображение восставало,
восставало, не зная усталости,
и пускалось в погоню
за хвостатой кометой
химеры,
за метеором иллюзии
по дебрям
фантастической флоры
и фауны —
и натягивал я тетиву,
целясь в тень Эвридики,
в благоуханный след Шахразады,
в сонмище мифологической живности,
в скопище призрачных снов…

Тень Эвридики, след Шахразады!
Сонмище сновидений! Мотыльки
в музыке трав,
голубые мотыльки
в струях синего ветра!

Все на свете
вселяет в меня скуку.

III
Я выпустил, я растратил
все стрелы в своем колчане.

Все стрелы, меня покинув,
оставили мне молчанье.
Одни погрузились в землю,
другие пронзили воздух.
Все выпущенные стрелы
в болотах торчат и в звездах.
Одни из них затерялись
в созвездьях над грешным миром,
уткнувшись в грудь Волопасам,
Арктурам и Альтаирам.[39]
Другие, взметнувшись в небо,
в траву с высоты упали
и дышат росой буколик
и воздухом пасторали.
А третьи попали в рощу,
в которой паслись кентавры, —
а третьи
в сердцах кентавров
вибрируют, как литавры.
Сраженных кентавров жены,
которых я в битве отнял,
в пещере моей сегодня
волчат моих грудью кормят.

Я все — до единой — стрелы
впустую извел…

Растратил,
в погоне за мимолетным
хватаясь за лук некстати.
Прозрачнейшие виденья,
не линии, а — пунктиры-
Стрекозы и орхидеи,