нам!
— Мальчик мой…
— Мама, как — уехала?! — Клод чуть не выронил свои пакеты, но вовремя пристроил их в кресло. — Зачем? А я?
— Нужен ты ей! Такие только министрам дают, и то за большие деньги!
У Клода перехватило дыхание.
— Заткнись, Эмма! — взвизгнула мадам Грийо. — Это все из-за тебя! Ты должна вернуть чек!
— Вернуть? Кому? Тебе, что ли, мамаша Фло?
— Сынок, ну хоть ты скажи ей! Так же нельзя! Это же тысяча франков!
— Мама, Эмма, что происходит?! Какой чек?
— Такой! — Эмма вытащила из-за пазухи чек, помахала им и быстро сунула обратно.
— Мама, и вы его у нее взяли? — Значит, Клер все-таки выписала чек, наконец догадался Клод.
— Это Эмма взяла, сынок.
— Да, это мне за моральный вред! За то, что я, порядочная женщина, вынуждена теперь мыться в одной ванне со шлюхой!
— Как ты сказала, Эмма?!. — выдохнул Клод.
— Так и сказала! А как еще прикажешь ее называть?
— Ты сказала… — Клод не мог повторить этого слова. Он схватился за голову. — Ты при ней сказала?
— А нечего было ее сюда водить! В мой дом!
— Это мой дом, Эмма! Мой мальчик имеет право на развлечение! — Мать топнула ножкой. — И приведет кого захочет!
— Конечно! — Эмма подбоченилась. — Любую шлюху!
— Да, пусть она шлюха, но здоровая и красивая! Ты лучше на себя посмотрела бы!
— Старая ведьма!
— Убирайся из моего дома!
— Мама! Эмма! Боже мой! Что же вы обе наделали! Клер — доктор медицины! А вы! Вы!..
Он опрометью бросился из дома. Руки дрожали, Клод не сразу попал ключом в замок машины. Хорошо хоть, я знаю, где живет Клер, я обязан попросить у нее прощения! А вдруг она не захочет разговаривать со мной? Как же все нелепо вышло… Эта идиотка Эмма. А мама! Как маме только могло такое прийти в голову? Как она могла подумать, что Клер…
Клод выехал на трассу и погнал в сторону Парижа. Но ведь Паскаль действительно привел ее ночью, рассуждал он. Мама назвала ее «принцессой на горошине», потому что она была вся мокрая и дрожащая. Мама решила, что она знакомая Паскаля, и я так решил. Значит, нет? Значит, Паскаль привел ночевать постороннего человека?.. Я ведь не видел вчера Паскаля, я спросил бы его, откуда он знает Клер? Наверняка и они спросили…
Но почему они обе уверены, что она легкого поведения? Вернуться, заскочить к Паскалю в участок и все выяснить? Нет, лучше я сразу поеду к Клер. Какое мне дело до того, что они знают и думают? Я сам знаю, кто такая Клер. Она моя женщина. Да, моя! И я знаю это. И она знает. И я все объясню ей про эту дурищу Эмму. А мама? И про маму объясню. Клер поймет. Да, обязательно поймет, потому что она моя женщина.
Глава 17, в которой мама выглядит отлично
— Отлично выглядишь, мама! И у меня тоже все хорошо, — прямо с порога заверила я свою мать, едва передо мной открылась дверь.
— Но у тебя красные глаза. Ты плакала? Что произошло?
— Да говорю же тебе, все в порядке, мама!
Запасные ключи от моей квартиры висели на отдельном витом крючочке рядом с зеркалом в прихожей. Просто протянуть руку, поцеловать мать, передать привет отцу и уйти.
— Девочка, я же твоя мама, неужели я не чувствую, что у тебя проблемы? Ты обещала появиться через полтора часа, а прошло больше двух. Я не отходила от окна! Наконец ты вылезаешь из какого-то куриного фургона! А руки-то, руки! — Она схватила меня за руки и, можно сказать, втащила в квартиру. — Ледяные!
— А папа дома? — рассеянно спросила я, не сводя взгляда с ключей у зеркала.
— Ну на кого ты похожа? — Мама по-своему истолковала мой взгляд. — Сама себя не узнаешь! Не стой, как Вандомская колонна, проходи и рассказывай, пока папа не вернулся из кегельбана. Ведь ни одного воскресенья не пропустит, чтобы не покрасоваться там среди молодых! Седина в бороду, и, сама знаешь, кто в ребро! — кокетливо пожаловалась она. — Пойдем, я новый рецепт пробую, отходить нельзя. — И она повела меня в кухню.
Я невольно потянула носом. Ошеломительно пахло чем-то свежее — мясным и дивно-перченым.
— Ты пообедаешь с нами?
— Мама, извини, но я тороплюсь, — категорично отказалась я, давая себе клятву ничего не рассказывать матери. — Разве что чашку кофе. А что ты готовишь? Пахнет вкусно.
— Салми из индейки с грибами и карбонад по-фламандски. — Мать заправила кофеварку.
— По-фламандски? — со старательным интересом уточнила я.
— Да, между прочим, вычитала рецепт в книжке твоей приятельницы.
— То есть?
— Твоей Марты ван Бойгк. В каждом ее романе по рецепту. Ты давно ее видела? — Мать протянула мне крохотную чашечку кофе.
— Давно. Спасибо. У тебя новый сервиз?
— Да. Нравятся золотые петушки?
Я чуть не поперхнулась, но на чашечке действительно красовался изящный золотой петушок, больше похожий на цветок или на затейливую арабеску.
— Просто чудо, мама.
— Как дела у Марты? Так хочется узнать, что там дальше с темп искателями смысла жизни и старым художником? Она напишет продолжение?
— Не знаю.
И вдруг совершенно загадочным образом я вспомнила, как в темной электричке с моих колен опрокинулась сумка и все посыпалось из нее, а первыми, звякнув, на пол упали ключи. Наверное, я вздрогнула, потому что мама встревоженно приложила руку к моему лбу.
— Ты не простудилась, девочка?
— Нет. Спасибо, мама. — Я поставила чашечку на блюдце. — Мне пора.
— Клер. Я кое-что знаю. Мне звонил Бруно.
— Мама! — Я почувствовала слезы. Только этого не хватало! Если разревусь, то выложу ей все! — Ну что он мог тебе наговорить? Что? Что он мог сказать тебе такого, чего не знаю я?!
Слезы все-таки потекли. Мать прижала мою голову к себе.
— Девочка моя! Моя бедная девочка! Бруно мне признался, что очень виноват перед тобой, но по- прежнему любит тебя, теперь он, наконец, свободен, ты тоже, и вы можете быть вместе!
— Мама! Сколько можно! Я не хочу быть с ним вместе! Понимаешь? Я!
— Девочка, я понимаю, как тебе тяжело принять такое решение, но ты же любишь его всю жизнь! Я- то знаю, почему ты скоропалительно вышла за своего Оскара. Вы с Бруно еще оба очень молоды, впереди столько жизни!
— Мама, мне сорок два! Ему еще больше!
— Ну и что? Твой отец старше меня на семь лет!
— А Бруно меня на двенадцать! Но дело не в этом, мама! Он… он… — я кусала губы, — он жалок, мерзок, пошло стар!
