Поэтому вторая линия обороны была чистой фикцией. Все, что у нас осталось, чтобы прикрыть отрезок фронта протяженностью 20 километров от наступления огромных масс противника, — это единственный боеспособный батальон валлонских добровольцев.
Русские саперы перебросили через Одер мост. Сотни танков и артиллерийских орудий и многочисленные дивизии хлынули по нему, словно потоп. Более того, в нескольких километрах выше по течению большевики создали еще два плацдарма, более широких, чем этот.
Кто сейчас мог остановить надвигающуюся катастрофу?
Но немецкое командование отдало наистрожайший приказ: держаться!
Однако десятки тысяч русских уже пересекали наши болота. Вся страна вокруг нас пылала!
Мы непоколебимо продержались на линии у Брус- сова до 25 апреля, потому что таков был приказ.
Советская авиация установила полное господство в воздухе. С воем рассекая наполненный пеплом воздух, краснозвездные самолеты пикировали на нас, разнося стены и крыши домов. Командный пункт был весь изрешечен осколками. 25 апреля целое крыло здания сожрал огонь. Затем загорелся центр Бруссова. Домашние животные визжали. Женщины, простреленные зажигательными пулями, лежали на земле, их пальцы пожелтели. Пулеметный обстрел возобновлялся каждые 15 минут.
В 17.00 прибыл мотоциклист-посыльный. Штаб корпуса освободил нас от обязанности защищать линию у Буссова, которую противник глубоко обошел с обоих флангов. Мы отошли на новые позиции к северо-западу от города Пренцлау.
Я немедленно поднял своих солдат на марш, но жизнь стала совершенно невыносимой. Самолет обстрелял мой «Фольксваген» и пробил три шины. Я быстро починил их, а вокруг с безумным визгом носились поросята из разрушенного свинарника.
Русские кишели повсюду, как лемминги.
Затворы плотины не выдержали, и начался потоп.
Как суметь не утонуть в этом страшном водовороте?
Направление — Любек
Пренцлау был древним городом с кирпичными церквями, массивными, как крепостные башни. Однако изящные готические арки придавали им легкий воздушный облик. Когда мы 25 апреля пересекали его, там тоже уже были видны признаки начинающейся агонии. В течение нескольких дней советская авиация бомбила его улицы. Развалившиеся здания блокировали движение. Толпы оборванных жителей бежали из города.
Три тысячи офицеров бельгийской армии только что покинули казармы Пренцлау, где они находились с момента капитуляции 28 мая 1940 года. Они тащились по дороге, взмокшие на солнце. Румяные генералы в косо сидящих кепи, похожие на запасливых нянечек, толкали детские коляски, переполненные пожитками. От них не следовало ожидать проявлений особой выносливости. Русские вскоре нагонят их.
Мы должны были занять позиции в нескольких километрах северо-западнее Пренцлау. В качестве командного пункта я выбрал замок Хольцендорф, где толпилось множество дрожащих беженцев. Большинство из них покинуло Рейнланд и двигалось на восток. Теперь наступление коммунистов погнало их в обратном направлении, на запад.
Они были измучены такими испытаниями. Многие женщины дергались от беспокойства. За юбку одной из них цеплялись трое маленьких белокурых детей. Она ожидала четвертого ребенка и очень нервничала. Этим вечером она сошла с ума. Лежа навзничь, она кричала и хрипела, отказываясь от всякой помощи. На рассвете советские самолеты погонят ее дальше, ничего не соображающую, вместе с толпой перепуганных людей, которая в панике стремилась на север и запад.
С этого момента фламандские добровольцы перемешались с валлонами в последнем сражении. На следующий день я попытался связаться с немецким штабом, которому мы формально подчинялись. Я нашел генерала далеко на западе в неуклюжем кирпичном замке, укрытом в глубине леса.
Судя по всему, приказ был все тот же: держаться. Это было все, что я сумел выяснить. Я вернулся обратно на свой командный пункт в Хольцендорфе, проехав мимо горящего Пренцлау. Огромные серые столбы дыма и пепла поднимались в золотое утреннее небо.
К 09.00 шум битвы на юго-западе стал особенно громким. У нас просто вылетели оконные стекла. Советские танки показались на подходах к Пренцлау. Защита города были символической. Он не продержался и часа.
После этого мои наблюдатели увидели на юго- западе советские танки, которые уже находились в нескольких километрах позади линии фронта.
Мне обещали передвижную радиостанцию, которая так и не прибыла. Я ничего не знал о решениях Верховного командования. Наконец в 11.00 примчался немецкий мотоциклист и передал приказ начать отход, подписанный вчера в 20.00. Посыльный странствовал позади прорвавшегося противника и просто заблудился. Он прибыл с опозданием на 15 часов. А за эту ночь нас глубоко обошли с обоих флангов, и теперь нам будет нелегко вырваться из этого осиного гнезда.
Наши люди вели бой весь день, снова проявив исключительный героизм. Они часто переходили в контратаки, чтобы остановить противника. Один из наших молодых офицеров ворвался в дом, который русские превратили в бункер. Вооруженный одним только автоматом, он устроил там настоящее побоище, но в конце схватки ему размозжило руку.
Вместо того чтобы преодолевать упорное сопротивление, красные обошли нас с обеих сторон и прорвались в глубину обороны. Отступать на запад было уже нельзя. Противник находился в 10 километрах западнее Пренцлау.
Мы двинулись в северном направлении, которое казалось наименее угрожаемым. В городах уже стояли противотанковые батареи. Поэтому самое плохое выпало на долю тех несчастных, которые вроде нас сражались в арьергарде. Это было ужасное время, нам приходилось пробираться среди куч мусора, чтобы добраться до нашего последнего «Фольксвагена», в то время как вражеские танки уже грохотали сзади.
Немецкий генерал в приказе на отступление сообщал, что переводит свой командный пункт на опушку леса в 20 километрах западнее Пренцлау. Я прибыл туда примерно в 15.00 после бесконечных объездов и приключений.
Естественно, что в указанном месте не оказалось никого, кроме советских танков, движущихся по опушке леса. Мотор моего маленького автомобиля был готов вот-вот взорваться от перегрева после долгой езды по целине. За последнюю неделю мы не получили ни капли бензина. Я мог использовать только картофельный спирт, полученный для танков, но это было плохое и ядовитое топливо. Укрывшись в кустарнике, мы выждали примерно четверть часа, чтобы отремонтировать ремень вентилятора и охладить мотор.
Советские танки невозмутимо катили дальше.
Мы добрались до перекрестка у Скарпина по узкой грязной дороге. Там находились 500 французских добровольцев, которые твердо удерживали позицию. Их моральный дух был очень высоким, хотя единственным оружием были винтовки, с помощью которых сложно остановить тысячи советских танков.
Генерал, которого я искал, находился поблизости. Я нашел его в вечернем мраке лишь с большим трудом. Меня ожидали новые приказы на отступление. На этот раз мы за один заход проделали 50 километров на север до линии Нойштрелиц — Нойбранденбург.
Я знал, что мои люди измотаны до предела, но мы должны были собрать все силы. Север! Север! Сбежать от коммунистов! Моим офицерам связи не требовалось дважды объяснять стоящую перед ними задачу.
Группы молодых женщин, которые также бежали от русских, остались с нами. Что мы могли сделать?!
