нарушился бы у любого, кто точно так же, как брат, ел бы в три горла. Уже с детсадовского возраста мать наливала сыну супу по самый золотистый ободок в такую же глубокую тарелку, как отцу. Пока Тома с трудом одолевала одну котлету или сосиску, ее младший брат Лодик за это же самое время успевал съесть три. В детстве он постоянно что-то жевал: то горбушку хлеба, то кусок колбасы, то яйцо, сваренное вкрутую, то, прямо из своей объемистой горсти, присланные из деревни сушеные яблоки. В школе на переменах, когда одноклассники под бдительным надзором строгих советских учителей изыскивали любую возможность побегать по коридорам, Лодик сосредоточенно наворачивал принесенные из дома бутерброды. Чтобы никто не просил откусить или, что еще хуже, не отнял, Лодик прятался в разных потаенных местах школы, пока не нашел абсолютно надежное убежище. В углу рекреации второго этажа школы бюст Владимира Ильича Ленина покоился на поставленном на попа прямоугольном фанерном ящике, красиво задрапированном куском красной ткани. Однажды, пытаясь скрыться от первого хулигана их школы, восьмиклассника Вована Сидорчука, Лодик пробрался в угол за Лениным и был счастлив обнаружить, что постамент Владимира Ильича полый. Мальчик отсидел внутри задрапированного ящика всю перемену, и никто его не нашел. Даже хулиган не мог ожидать от маменькиного сынка и почти отличника Лодика Ковалева подобного кощунства. Лодик же не видел в своих действиях никакого святотатства. Дедушка Ленин, судя по тому, что написано в детских книжках, был добрым, а потому охотно позволил бы прятаться в недрах собственного пьедестала, особенно от таких мальчиков, как Вован, которые плохо учатся, совершенно не занимаются общественной работой и даже не собирают металлолом и макулатуру. Но время шло, Лодик рос и толстел, а фанерный ящик, одетый в яркий кумач, оставался строго неизменных размеров. И однажды случилось то, что должно было случиться. На одной из школьных перемен Лодик забрался в ленинский ящик для поедания очередного сытного бутерброда с докторской колбасой, где и провел время с большой для себя пользой. Вылезти же обратно изрядно растолстевший мальчик не смог. Пыхтя и сопя, он ворочался в своем убежище, раскачивая его до тех пор, пока гипсовый бюст дедушки Ленина не рухнул на пол, разбившись на крупные омерзительные осколки. Тамара потом с ужасом вспоминала, как уборщица тетя Зина складывала в свое ведро отдельно взятые гипсовые глаза, нос с верхней губой, нижнюю губу с острой бородкой под нею и особенно страшный по причине малой поврежденности круглый ленинский затылок.
Застрявшего в ящике Лодика собственноручно совместными усилиями вытаскивали завуч школы Генриетта Аркадьевна и директор Иван Степанович, кабинеты которых находились как раз напротив бюста вождя пролетариата, а потому они первыми выскочили на шум. Тамара слышала, как вечером того же дня родители разговаривали о том, что с Лодиком надо что-то делать. Она, правда, считала, что брата следует просто посадить на голодный паек, и все образуется, но мама почему-то убеждала отца, что сына стоит перевести в другую школу. В конце концов Лодик был действительно переведен в школу в соседнем районе, куда ему приходилось топать своими толстыми ногами лишних два квартала. А ходил он все хуже и хуже. На ногах, которые неимоверно терлись друг о друга своими жировыми отложениями, возникали плохо заживающие раны. Ожирение, в котором уже никто не сомневался, хотя продолжали стыдливо называть нарушением обмена веществ, в советские времена практически не лечили, прописывая всем одно и то же: строгую низкокалорийную диету. Это назначение было для Лодика страшней самой болезненной медицинской процедуры. Он не мог есть мало. Есть он хотел всегда и продолжал есть, несмотря на то что объем талии уже превосходил пределы разумного. К незамысловатым прозвищам типа Жиртрест и Мясокомбинат он привык до такой степени, что они его давно не обижали. Зовут же одного из одноклассников Жабой, а он ничего, живет себе и в ус не дует.
Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы у разжиревшего до бегемотоподобного состояния молодого человека возникла какая-нибудь романтическая привязанность. Впрочем, у него она, конечно, возникнуть могла, только ни одна из девушек никогда не стала бы записывать в герои своего романа Владимира Ковалева, на которого неприятно смотреть. Дружеских привязанностей у Лодика тоже не было. Он все время бывал один. Сам по себе. Со своими вечными бутербродами.
То, что Лодик выглядит не лучшим образом, нравиться Тамаре, разумеется, не могло. Утешало то, что он младше ее на пять лет, а потому отсутствие у него друзей ее не волновало. Вот если бы брат был на пять лет старше, тогда это могло бы принести некоторые огорчения. Кто-нибудь из друзей старшего брата вполне мог бы стать предметом обожания Тамары, но товарищи младшего не интересовали в принципе.
Пока родители были живы, Тамаре по разным причинам не удалось устроить свою личную жизнь. Когда ей исполнилось двадцать шесть, неожиданно от сердечного приступа умер отец, который до этого вообще никогда ничем не болел и ни на что не жаловался. Очень скоро вслед за ним ушла и мама. Поговаривали, что она умерла от тоски по мужу, которого очень любила. Тамара находила это справедливым. Немного оправившись от похорон и переживаний, она вдруг осознала, что, по сути дела, является уже самой настоящей старой девой, не имеющей никаких привязанностей и отягощенной заботой о младшем брате, висящем на ней во всех смыслах тяжкой многопудовой гирей. Лодик, в уме которому никто не отказывал, умудрился заочно окончить финансово-экономический институт, но на службу устроиться не мог, поскольку в перестроечные времена работу на дому было практически не найти, да он особенно и не старался. Ему казалось вполне комфортно проводить целые дни у телевизора или за книгами, благо родители оставили детям в наследство очень хорошую библиотеку. Тамара выбивалась из сил, чтобы прокормить себя и невероятно прожорливого брата, но Лодика это нисколько не тревожило. Он настолько привык, что о нем постоянно кто-то заботится, что усилий Тамары не замечал, принимая их как должное. Поскольку родители приказали долго жить, старшая сестра, с его точки зрения, просто обязана была перенять у них эстафету заботы и продолжать обеспечивать брату приличное существование.
Но очень скоро, будто в награду за пережитое, Тамаре встретился человек, которого она полюбила со всем пылом истосковавшейся по романтическим чувствам души. Николай Заботин был телефонным мастером, которого однажды вызвали для устранения неисправности в аппарате. После того как Николай сделал для их телефона все, что мог, Тамара предложила ему выпить чаю с блинчиками. Она напекла их для Лодика, который изводил ее просьбами о них целую неделю. Тамара пыталась убедить брата, что мучное ему особенно вредно, но потом поняла, что лучше накормить его блинами, нежели слушать каждый день, как Лодик ноет и канючит, будто неразумное дитя. Николай за разговором, который в нужное русло умело направляла Тамара, съел почти все блинчики, а когда понял, сколько умял, рассмеялся и заявил, что теперь является Тамариным должником, а потому в удобный для нее день приглашает в кафе «Ласточка», где всегда есть неплохой выбор пирожных.
Так и завязалось знакомство, которое очень быстро перешло в ту стадию, когда двум влюбленным необходима крыша над головой. Николай сразу дал понять Тамаре, что намерения у него самые серьезные, но загвоздка в том, что плохо с жилплощадью, поскольку он живет вместе с родителями и семьей брата в малогабаритной «двушке». Тамару это его заявление нисколько не смутило, так как она хоть и жила тоже в двухкомнатной квартире, но с большими светлыми помещениями и только вдвоем с братом. Одна комната в двадцать три метра с лоджией была полностью в ее владении. К тому времени Николай так еще и не познакомился с Тамариным братом, поскольку тот во время его приходов к невесте никогда не выходил. Новоиспеченный жених видел в этом самое благородное проявление особо деликатной натуры Владимира и был уверен, что без труда поладит с ним. Чтобы два нормальных мужика да не договорились между собой – такого и быть не может!
Тамара и Николай решили не устраивать пышную свадьбу. Расписались в районном ЗАГСе и скромно отметили бракосочетание все в том же кафе «Ласточка» с самыми близкими людьми. Лодик на свадьбе не был. Тамара объяснила это немногочисленным гостям его крайним нездоровьем. Учитывая, что здоровым болезненного ожиревшего брата назвать нельзя, выходило, что она почти не покривила душой.
Когда молодые, отгуляв в кафе, явились в квартиру Тамары для законного совместного проживания, «больной» Лодик вывалил свое дико тучное тело в коридор, чтобы встретить новобрачных. Мало сказать, что явлением брата жены Николай был потрясен. Он совершенно растерялся, поскольку никогда в жизни не видел такого толстого человека, разве что на картинках в журналах. Он тут же уверил себя, что не в толщине дело, что ее, эту самую толщину, можно и простить человеку за хороший покладистый характер, самые лучшие черты которого Владимир проявлял, пока он, Николай, ходил в женихах. Но тот, кого муж сестры уже готов был полюбить от всего сердца, вдруг высоким бабьим голосом заявил, что требует, чтобы всякие мужья не вздумали считать себя хозяевами в квартире его родителей. Сразу после этого он спиной не без труда пропихнулся обратно в свою комнату, демонстративно хлопнув дверью.
