начинают шарахаться. Она собирает мусор, потому что терпеть не может бездельничать, а что мусор перемещается, никто, похоже, не замечает. Думают, что его просто переносит ветром или просто кто-то так его бросил. Призракам, знаешь, приходится принимать такие вещи в расчет.
— Я, кажется, не справлюсь, — сказала я.
— С чем?
— Ну, с этим. С тем, чем я теперь стала.
— Да справишься. Тут и справляться-то не с чем. Нормальное дело, понимаешь?
— А как мне теперь учиться? — продолжала я, запуская руки в волосы. — Например, сочинение. Мне его, кровь из носу, нужно закончить на выходных. Мне нужно написать сочинение по Сэмюэлю Пипсу, про его гребаный дневник, а я вместо этого смотрю на призраков.
Я походила по комнате, хватая свои вещи, снова кладя на место, пытаясь восстановить ощущение реальности. Все вроде то же. Та же комната. Та же Бу. Та же пепельница. Та же невымытая кружка с налетом от красного вина.
Бу наблюдала за мной, жуя бутерброд.
— Сообразила! — сказала она наконец, смахивая крошки с коленей прямо на пол. — Пошли в библиотеку.
Был вечер субботы, да еще и перед самым ужином, так что народу в библиотеке оказалось немного, да и эти немногие были из тех, кто редко обращает внимание на окружающих. Они сидели, погрузившись в свой мир — в наушники, компьютеры, книги. Бу быстро обошла все помещение, сначала методично прочесала все проходы внизу, потом поднялась наверх и проделала то же самое. Алистер обнаружился на одном из широких подоконников в конце раздела литературы — художественные произведения от «Иа» до «Кл». Одну ногу в ботинке-говнодаве он вытянул вверх и уперся ботинком в откос, другую свесил вниз. Похоже, именно его Бу и искала, потому что направилась прямо к окну.
— Она теперь все знает, — сообщила Бу.
Алистер неохотно отвел глаза от книги.
— Поздравляю, — сказал он сухо.
Я все еще не могла врубиться, что происходит. Мысли ползли совсем медленно. Они оба смотрели на меня, и, не дождавшись моей реплики, Бу пояснила:
— То, о чем мы только что говорили. Алистер… он из них.
— Он…
И тут до меня дошло, почему Алистер смотрит на меня как на полную дуру. Весь этот его прикид в стиле восьмидесятых — это никакой не маскарад. Это его собственная прическа из его собственных восьмидесятых годов.
— Мама дорогая! — вырвалось у меня. — Так ты…
— Именно. Он мертв.
Бу сказала это таким тоном, будто сообщала, что нынче его день рождения. Алистер выглядел… человеком. Намазанные гелем пряди, подвернутые джинсы, безразмерный тренч… Я подняла руку, дотронулась до своих волос — длинные, прямые, очень темные — и внезапно порадовалась, что не выкрасила их в розовый цвет, как собиралась. Несколько недель походить с розовыми волосами — милое дело. Розовые волосы на веки вечные — это уже другой вопрос.
Мысль была нехорошая, даже подловатая. Думать-то нужно о смысле жизни, о том, каково умереть в восемнадцать лет в собственной школе, о том, что для некоторых смерть — это еще не конец. Но то были слишком великие мысли, вернее, мне они в тот момент были великоваты. Вот я и сосредоточилась на волосах. На вечной прическе. На вечных говнодавах.
Меня разобрал истерический хохот. Хохотала я так, что испугалась: сейчас меня вывернет наизнанку, прямо здесь, в разделе литературы. Кто-то остановился в конце прохода и долго смотрел на нас с укором, но я не в силах была уняться. Когда я наконец немного взяла себя в руки, Алистер слез с подоконника.
— Пошли, — сказал он. — Давай уж я тебе покажу.
Он спустился на первый этаж, к справочному разделу, расположенному рядом со столом библиотекаря. Целая полка была забита «Вексфордским вестником», экземплярами школьной газеты, сброшюрованными и переплетенными в зеленую кожу.
— Март тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, — сказал он.
Бу сняла с полки том за 1989 год и положила на один из ближайших столов. Отлистала к марту. На удивление дешевая, плохонькая бумага, подслеповатая печать. В номере за 17 марта, прямо на первой странице, мы обнаружили фотографию Алистера. Он улыбался прямо в объектив — волосы длиннее нынешнего, явно осветленные, это было видно даже на черно-белом снимке. Я прочла заголовок: «Вексфорд скорбит о своем ученике».
— «Алистер Гиллиам умер во сне в четверг вечером, — негромко прочитала Бу. — Он был редактором школьного литературного журнала, любил поэзию и группу „Smiths'»… Во сне?
— Тяжелый приступ астмы, — пояснил Алистер.
Я опять захихикала. Смех будто сам лез в горло. Библиотекарь бросил на нас грозный взгляд и приложил палец к губам. Бу кивнула, поставила книгу на место, и мы поднялись обратно наверх, где никого не было. Убедившись, что мы одни, Бу продолжила разговор.
— Ты же не здесь умер, — сказала она. — Так чего перебрался сюда?
— Вот радость — торчать в Олдшоте! Здесь, по крайней мере, есть что почитать. Больше-то мне нечем заняться. Я уже перечитал все книги — по два раза. Ну, почти все. Тут полно дерьма.
— Повезло тебе, что ты можешь брать книги с полки и переворачивать страницы, — заметила Бу.
— Пришлось научиться, — ответил он. — Ну а вы чего вместе? Обычно-то вы парами не расхаживаете.
— А ты уже встречал таких, как мы? — поинтересовалась Бу.
— Да, случалось раз-другой, за все эти годы. Но они всегда являлись поодиночке и все были с приветом.
Да уж, веселенький комплимент. А еще, судя по тому, как Алистер на меня смотрел, он и про меня пока не решил, с приветом я или нет.
— Мы не совсем такие, как все, — заявила Бу. — Я из полиции.
— Легавая? — Впервые за все время Алистер рассмеялся от всей души.
— Да, представь себе, — отозвалась Бу. — Мы расследуем дело Потрошителя. Потрошитель… он как ты.
— В каком смысле «как я»? Тоже мертвый, да?
Бу кивнула.
— Ну, мертвый, но не такой, как я. Мы все разные, сама знаешь.
— Ну конечно! — поправилась Бу. — Прости.
— Я с убийцами не вожусь, — добавил Алистер. — Я был вегетарианцем. Есть мясо — значит пособничать убийцам.
— Правда, прости меня.
Бу протянула руку и коснулась его плеча. Он не казался совсем уж эфемерным.
— Как это у тебя получается? — поинтересовалась я. — Я вот видела, как один прохожий прошел сквозь ту женщину.
— А, — сказала Бу, — это у них у всех по-разному. Некоторые довольно крепкие. Другие вообще как воздух. Алистер вон крепыш. Ты можешь проходить сквозь препятствия? Двери там или стены?
— Могу, но не люблю, — ответил он. — Приходится черт знает сколько возиться.
— Чем они плотнее, тем больше у них на это уходит времени и тем им это сложнее. Те, которые как воздух, проходят сквозь препятствия без особого труда, зато они физически слабее. Им труднее поднимать предметы. Но призраки тоже люди, к ним нужно относиться с уважением, какие бы они там ни были, верно?
Речь в защиту прав призраков, похоже, подействовала на Алистера благотворно.
