неделя, и домой. Правда, на носу самые ответственные сцены, их еще надо отснять без жертв и разрушений, зато последние дни в Цхинвале пролетят вообще со свистом.
Ни о чем он не успел толком поразмыслить из-за всей этой беготни. А ведь у Лены к нему какие-то серьезные вопросы накопились, да и у него к себе — куча… Предложить ей, что ли, руку и сердце? Пора уже, два года живем вместе. А ты этого хочешь, приятель? Да, хочу. Боязно, конечно, — в первый раз все- таки, — но можно…
— Стоп! — даже не крикнул, а гавкнул он. Алан влепил по тормозам.
Миша высунулся в окно едва ли не по пояс. Нет, это была не галлюцинация. Два экскаватора разносили вдребезги «еврейский квартал».
Лучше бы я за клеем уехал, подумал он.
Лучше бы я в клей упал.
Развалины «еврейского квартала» они с ресёрчером осмотрели еще в самом начале, потом ездили туда с режиссером. Знали, что какая-то московская фирма должна тут проводить расчистку, выравнивание, снос и так далее… Видели эти экскаваторы, стоявшие поодаль с видом понурым и заброшенным. Поняли, что стоять им до второго пришествия, и отснять квартал — успеется.
«Успеется» было назначено на завтра.
Миша ворвался в кабинет мэра с воплем:
— Роберт, останови эту херню, ты что творишь?!
— Какую херню?.. — удивился мэр.
— Ты ломаешь нам точку съемки, ты чего?!
— …у меня тут много разной херни, всей не упомнишь, — закончил реплику мэр. — Какую точку съемки ломаю, ты о чем вообще?
— «Еврейский квартал» сносят! А мы его завтра должны… Ты же знаешь наш график!
— А-а… — протянул мэр. — А это не я.
— Кто?! — Миша так и сел.
— Это не мое, это Москва развлекается.
Что делать-то? — думал Миша. Ехать на место, просить экскаваторщиков остановиться, искать их начальника, предлагать взятку, чтобы притормозил на сутки?..
— У них внезапно проверка Счетной палаты, они должны показать, что деньги отработаны, — объяснил мэр.
Все, это конец, понял Миша. Раз такая беда, они не остановятся, пока не сровняют квартал с землей. Местные не помогут: здесь помимо улицы Московской есть уже улица Лужкова, и никто ради нашей докудрамы не возьмется совать лом в гусеницу московским строителям, когда у тех своя докудрама стряслась, а за ней и форменная трагедия может последовать.
— Роберт, что мне делать?! — взмолился он на всякий случай.
— Не знаю, даже не представляю. Здесь не я рулю.
— Извини, — только и сказал Миша.
До намеченной встречи оставался почти час, было время отдышаться и поправить нервы. Он взялся за телефон.
— Индира, привет, дай поесть! Минут через пятнадцать, а?
— Ой, сегодня у повара хинкалы удались, они просто чудные, тебе сколько?
Миша припомнил, что такое хинкал по-московски, и бодро сказал:
— Давай штучек семь! И салатик!
В «Ирбисе» ему принесли сначала салатик — щедро, бадью такую, и Миша в него с наслаждением вгрызся. Наконец-то можно было ни о чем не думать. Особенно о резиновом клее.
Но тут повар вынес хинкалы. Семь штучек. Каждый — с Мишин кулак.
Молча, с каменным лицом, Миша отодвинул салатик и принялся за еду. Повар несколько раз выглядывал в зал, официантки тоже не упускали случая пройти мимо, неподалеку маячила Индира, лица у всех были хитрые — типа, живой еще?..
Хинкалы действительно удались, и он методично поглощал их один за другим. Из принципа. Пускай для своей группы он был только половинкой директора, «ответственной за войну», а не старшим начальником и отцом родным, зато в Цхинвале каждый знал: главный у телевизионщиков — Миша Клименко. И решал он такие вопросы, какие может вытянуть только самый главный, очень главный, офигеть какой главный. Поэтому он директор, и точка. Человек, который знает, что делает. Никто не должен в этом усомниться. Директор не ошибается. Заказал килограмм мяса в тесте — и слопал.
Миша жевал и вспоминал старый анекдот. «Василий Иванович, а ты можешь выпить литр водки? — Ну, могу. — А два? — Ну, если постараться… — А ведро?! — Не-ет, Петька, ведро — это только Ленин может!»
Он съел все.
Господи, как ему было потом худо.
Тем временем московские строители доломали «еврейский квартал». К вечеру как раз успели.
Некоторое облегчение, и то чисто психологическое, Миша испытал только когда вернулся из Владика администратор — и торжественно вручил Пиротехнику три двадцатилитровые канистры резинового клея.
Сразу шестьдесят кило. Чтобы два раза не бегать.
Кушайте, не обляпайтесь.
Глава 10
ВИД НА УБИЙСТВО
«
— Экипажи, по машинам! Положение по-походному!
Бойцы весело побежали к колонне. Два танка, две бээмпэхи, четыре бэтээра. Заканчивалась третья неделя съемок, настали самые интересные, кульминационные дни — реконструкция боя на южной оконечности города.
Но южная граница Цхинвала — это практически, еще и северная граница Грузии. Не нарочно, так получилось. Чуть левее и ниже по карте, буквально метров на триста от края городской застройки, — бывший лагерь миротворцев, а там, чтобы увидеть границу, не понадобятся очки. Миша стоял на дороге, по которой грузинская армия зашла в Южную Осетию — и начала крошить миротворческий батальон.
Сейчас технике предстояло спуститься с холма мимо раздолбанной в хлам казармы «русских», доехать до шлагбаума, отделяющего одну страну от другой, и там развернуться. И оттуда, радостно постреливая (кто холостыми, а кто и не очень) в сторону многострадальной казармы, двинуть обратно к центру Цхинвала.
Что подумают грузины, когда на единственной дороге, которая связывает ЮО и Грузию, вдруг появятся восемь единиц бронетехники, включая два танка, у них же отнятых, и с адским грохотом ломанутся к границе, никого не волновало. Пускай жуют галстуки и звонят в Вашингтонский обком.
Дубле на третьем они должны, наверное, догадаться, что осетины в гробу их видали и нападать не
