собираются, а просто снимают кино.
А не догадаются — да и фиг с ними.
— Командиры экипажей, ко мне!
Народ так же весело попрыгал с брони — и гурьбой бросился назад.
— Не понял, — сказал Миша. — Экипажи, по машинам!
Бойцы рванули обратно. Развлекуха, елы-палы.
— Командиры экипажей, ко мне!
Он глазам не поверил, когда перед ним опять сгрудилось толпой человек двадцать.
— Военные! — рявкнул Миша. — Я кого сюда звал?! Командиров! А ты что здесь делаешь?! — он ткнул пальцем в одного из мехводов.
Ответ мехвода поразил его до глубины души.
— Э-э-э, а чито, нам сказать не можешь, мы что, хуже, чем командиры?
Миша временно потерял дар речи.
Он так и не понял, как это у местных военных получается. Если брать каждого по отдельности — не боец, а гордость Министерства обороны Республики Южная Осетия: смелый, умелый, опытный. Почему, собравшись вместе, они ведут себя как стадо тяжеловооруженных баранов, оставалось загадкой… Воинскую дисциплину здесь тоже проявляли строго поодиночке: что прикажешь, то и делает, ничего не прикажешь — вообще ничего не делает. Прикажешь сразу нескольким — они устроят базар, перекур и порчу казенного имущества. Что не сломают, то потеряют, ну точно как в анекдоте про русского, которому дали два бильярдных шара. Русские, когда уверяют вас, что они хуже всех на свете, — сильно ошибаются. Они просто не видели отдельного танкового батальона МО РЮО…
Миша начал ругаться — сам не помнил, какими словами, зато помогло.
Колонна двинулась в сторону Грузии. На той стороне, за шлагбаумом, возникло редкостное оживление — попросту говоря, там бегали и подпрыгивали. Так вам и надо, мстительно подумал Миша, а то почему все время один я тут офигеваю?
Не угадал: едва начали снимать обстрел казармы, пришлось офигеть вконец, куда там грузинам с их временной паникой.
— Наводи в квадрат между вторым и третьим этажом, между окнами, понял?
— Понял.
«Бжж-взз-взз…» — сказала башня БМП.
Что-то пушка высоковато смотрит, подумал Миша.
— Ну-ка, вылезай.
Он прыгнул на место наводчика, припал глазом к окуляру и ничего не увидел: четко в прицел шла засветка от солнца. Миша помнил, что в бээмпэхе на такой случай есть бронещиток, которым можно закрыться, как козырьком, только ручку поверни. Пошарил в поисках ручки. Хвать-хвать — ручки нет. Высунулся, пригляделся — козырька тоже нет.
— Где?!
— Сломали…
— Ладонью прикрой мне прицел.
Ствол глядел не в назначенный квадрат, а четко в окно этажом выше.
— Дорогой, — спросил Миша наводчика самым ласковым тоном, на какой был способен, — ты как целился?
— Э-э, слушай, интуитивно!
«От бедра стреляешь, да, ковбой ты долбаный?!» — чуть не вырвалось у Миши. Но тут он вспомнил, что ему осталось продержаться ровно три съемочных дня — и все.
И сразу подобрел.
Три дня.
Фигня.
Момент, когда оператор решил красиво снять выстрел из танковой пушки, Миша прозевал. А тот — спецназовец бывший, ядрена матрена, — встал перед танком на безопасной, как ему показалось, дистанции метров в семьдесят и сказал: начали!
Заряд был, конечно, холостой, но калибр сто двадцать пять миллиметров — это вам не кот чихнул. Танк жахнул.
Камеру просто сдуло, вслед за ней — оператора.
Его подняли, отряхнули и попросили больше так не делать, а то всем на площадке страшно и аппаратуру жалко. Оператор согласился, что поступил не слишком умно, и уже через пять минут пристроился с камерой позади бойца с РПГ. К счастью, мимо проходил Пиротехник и вовремя пресек это самоубийство.
Пиротехник, с тех пор как залился резиновым клеем по уши, не беспокоил Мишу совершенно: в его хозяйстве был полный ажур. У него все так бабахало, дымило и горело — пальчики оближешь.
Техника ездила, оружие стреляло, актеры играли, массовка стояла по местам. Группа работала как единый слаженный организм.
Три дня, твердил Миша — и не впечатлялся по мелочам. Он только отметил, что люди явно утомлены и начинают косячить. Значит, ты сам не имеешь права щелкать клювом. Ты же ответственный за технику безопасности и вообще «консультант по дурацким вопросам». Три дня — и потом хоть падай.
Почти три недели каждое утро он выстраивал группу и повторял тот же инструктаж, что и в первый день. И группа внимательно слушала. Она, наверное, удивилась бы, забудь Миша про утреннее построение. До всех очень быстро дошло, куда приехали и чем это чревато. Насмотрелись на торчащие из травы оперения ракет: вот он, хвостик, а сама «градина» в земле.
Сейчас они просто устали. Устали от одуряющей жары, от пыли, что проникает в любую щелочку, от необходимости смотреть, куда ставишь ногу… Друг от друга — тоже. Хотят домой, спешат и могут спотыкаться на ровном месте. Давай, следи за ними.
И он, стиснув зубы, следил. Особенно — за тем, чтобы камера не смотрела куда ей не положено.
А то, черт их знает, могут и стрельнуть в ответ, как обещали…
Южный лагерь миротворцев в советские годы был вертолетным полком. Здесь находилась перевалочная точка, через которую «вертушки» гнали в Афганистан. Из Центральной России они долетали до Моздока, там дозаправлялись, прыгали через Кавказский хребет, садились в Цхинвале, тут была основная дозаправка, и дальше шли по Закавказью — туда.
Полк был здоровенный. Про него Мише рассказывали знакомые, которые в 1992 году в составе отряда «Витязь» чистили Цхинвал от
За прошедшие двадцать лет вертолетодром разобрали. Бетонные плиты растащили и использовали по интересам. Теми, что похуже, вымостили дорогу в две колеи (не дай бог соскочишь с плит, если у тебя легковушка — повиснет на пузе). А вот казарма, бывшее здание штаба — это сохранилось, и там поместился миротворческий батальон. Потом грузины напали и все разнесли окончательно.
Но осталась П-образная территория, закрытая от грузинских любопытных глаз, потому что «пустая» ее часть выходит в сторону города.
Напрямую со стороны Грузии эта зона не просматривается.
И вот в эту мертвую зону наши поставили некое загадочное подразделение, очень маленькое. Подчинялось оно напрямую командующему округом и больше никому. Два-три кунга, БМП охранения. Командир — молодой майор, года тридцать два, а личный состав у него — полковники, старые технари, которые знают любую аппаратуру как свои пять пальцев.
У Миши был строжайший приказ: «Снимайте в южном лагере что хотите, но если камера хоть на секунду повернется в сторону этого подразделения — мужики, ничего личного, но они ответят огнем».
А там, извините, не БТР, а БМП: небольшая, но пушечка. И башенка с этой пушечкой едва заметно доворачивается, отслеживая твою камеру. И поди пойми, тебя припугнули, или она действительно без
