По-настоящему своим Миша не станет никогда, но он и не со стороны «этих». Он приходит и говорит: здрасте, вам звонили, мне нужно то-то, чтобы снять то-то, давайте посмотрим, что мы можем придумать с вами вместе… И складывается впечатление, будто на самом деле он играет на стороне силовиков. А так и есть. Возможна ситуация, когда он придет со словами «мне надо договориться об этом и об этом», а потом вздохнет и скажет: мужики, если по-честному, — не соглашайтесь, найдите способ отбрехаться.
Иногда он так и говорил.
По пути не оказалось пробок, телефон больше не дрыгался, впереди ждало нечто интересное, и если лимит идиотизма на сегодня исчерпан — день, считай, уже удался.
Миша умел радоваться жизни, да еще как, просто в последнее время заскучал. Наверное, слишком монотонная выдалась зима: работа — дом, работа — дом. И если одинаковые вечера дома только радовали, потому что там была Лена, то одинаковые дни на работе — утомляли. Дурацкая выдалась полоса: раз за разом снимали удручающе стереотипные эпизоды. ОМОН вламывается в квартиру: бах-трах, дверь с петель, бац-бац, всем лежать. Антитеррор ФСБ вламывается в квартиру. Бах-трах, дверь с петель… А теперь ОМОН вламывается в квартиру — весело! Потому что комедия!
Иногда комедии на площадке случались и без режиссерских вводных, но не особо радовали. Однажды Миша поймал себя на том, что мечтает: а вдруг на следующей неделе попросят, чтобы в квартиру вломилась испанская инквизиция, — хоть какое-то разнообразие…
Но сценарии шли одинаковые, словно шнурки. Продюсеры жаловались на кризис идей и «синдром профессионального выгорания» у сценаристов. Режиссеры — на то, что это кризис шаблонных идей, поскольку других никому не надо: если идея по-настоящему оригинальна, она всегда отпугивает продюсеров. Сценаристы уже ни на что не жаловались. Они профессионально выгорели.
Кончилось тем, что Миша вспомнил старое правило «нечего читать — сам себе напиши», напряг извилины и накатал за несколько вечеров здоровенный синопсис — под сериал. Героями он взял двух друзей-спецназовцев, которых судьба так прихотливо раскидала, что один в конце концов стал террористом поневоле (захватил в заложники подлого чиновника), а второй пришел его обезвреживать. Самым трудным оказалось не писать, как все было на самом деле, а придумать худо-бедно если не хеппи-энд, то открытую концовку.
Очень хотелось как-нибудь увильнуть от сцены «ОМОН вламывается в квартиру», но Миша уже без этого, видимо, жить не мог, и ОМОН таки вламывался.
Поначалу синопсис Мише понравился. История динамичная, однако не в ущерб глубине мысли, с четко прописанной моралью и ясно различимым авторским месседжем. И реалистичная — комар носа не подточит, все серьезно, продуманно. Миша был уже на грани того, чтобы воскликнуть: ай да Клименко, ай да сукин сын… Но, перечитав свой опус раз, перечитав два, он взглянул на идею режиссерским глазом — и стал править текст. Потом взглянул как продюсер — и снова все покромсал… Только недели через две до него дошло, почему нет смысла делать из этого синопсиса полноценный сценарий. Историю двух товарищей в таком виде никто не взялся бы снимать никогда. Неплохая на уровне отдельных эпизодов, она была слишком хмурой в целом. Из синопсиса так и перла безнадега. Читаешь абзац и чувствуешь, что как герой ни дергается, уже в следующем абзаце ему будет от ворот поворот и хрен по всей морде. Сам того не желая, Миша соорудил полную и окончательную трагедию.
А всего-то «правду жизни» описал.
Стараясь не думать о том, что синопсис, возможно, просто фиговый, Миша спрятал его от себя подальше и даже Лене не показал.
В конце концов, страна у нас большая, народ талантливый, хороших сценариев рано или поздно на всех хватит. А мы уж снимем так, чтобы не пришлось краснеть потом… Если предчувствия Мишу не обманули, у «Прайм-ТВ» наклевывался именно сценарий по его профилю.
Почти угадал.
Глава 3
И ЦЕЛОГО МИРА МАЛО
«
— Большое-большое документальное кино про Южную Осетию, — сказал генеральный.
Миша внутренне усмехнулся: надо же, какой я телепат. Буквально час назад вспоминал «восемь- восемь-восемь».
— Большое-большое, — повторил генеральный. — Заказ от федерального канала к годовщине войны. Значит, съемки на местности и реконструкция событий — танки там, хуянки… Куча боевых эпизодов, одна только оборона лагеря миротворцев чего стоит, твой друган Пиротехник уже прыгает от возбуждения… Масштаб сам представляешь. Группа больше пятидесяти человек. Ты не мог бы с ними съездить и сделать так, чтобы их там не перестреляли к чертовой матери?
«Запросто!» — чуть не вырвалось у Миши. Он не просто «мог бы», он хотел вырваться из Москвы, тем более — на Кавказ в начале лета, когда все расцвело и красота неописуемая куда ни глянь. Его туда еще дед возил, и цветущие предгорья остались для Миши одним из сильнейших детских впечатлений. За последние годы он основательно объездил кавказский регион, изучил особенности тамошнего менталитета и тонкости общения — и чувствовал себя вполне уверенно. Правда, в Южной Осетии он еще не бывал — тем больше ему туда захотелось. Ведь там Мишу ждет много новых интересных людей.
Но вместо того чтобы радостно подпрыгнуть, он деловито поинтересовался:
— И только?..
На всяких бибисях это стандартная практика: если журналист едет в Сьерра-Леоне, Либерию или похожую точку, у него есть сопровождающий, как правило из бывших спецназовцев, который просто репортера прикрывает. То есть, когда начинается пальба, он тупо роняет своего клиента мордой вниз, чтобы в морду случайно не прилетело.
Но у нас-то здоровенная группа, которая будет весело кататься по Южной Осетии на танках и все кругом взрывать со страшным грохотом!
При таком раскладе функции сопровождающего совсем другие. Он отвечает за технику безопасности в целом и «связи с общественностью» тоже целиком и полностью. Чтобы группу не «перестреляли к чертовой матери», надо, конечно, шпынять и пасти ее — ничего, дело привычное. А вот чтобы группе дали нормально снимать, тут-то и придется основательно попотеть. Ты должен будешь договариваться. Круглосуточно. С местными силовиками, с нашими военными, да вообще со всеми, кто может помочь или помешать работе. А еще помочь помешать или помешать помочь и так далее.
Потому что ты единственный, кто умеет говорить с такими людьми на их языке.
И когда группа увидит, что у тебя это получается, сюжет может сделать внезапный поворот. Ты вдруг узнаешь, что задачи сопровождающего трактуются удивительно широко. Даже шире, чем у тебя хватает рук. Оглянуться не успеешь, а ты уже ответственный за всё. Потому что, допустим, режиссер нахамил местным, и его послали на хер, а директор высокомерно не выпил с местными, и его тоже послали на хер, а оператор не туда повернул камеру, и местные подбили камере глаз. А военные забыли дать, что обещали, или не смогли дать, или внезапно дали — но только в морду, потому что их вчера некрасиво показали по телевизору. И работа встала, а время уходит. И ты давай разруливай, на тебя вся надежда, а не справишься — будешь крайним!
