поразительного собрания пожелтевших энциклопедий, недостаточно свежих, чтобы с ними сверяться, и недостаточно старых, чтобы считаться антиквариатом. В библиотеке также было полно алчной плесени, злоупотребившей морским климатом Маргариты. Миллиарды спор порхали по дому молчаливыми и вонючими свидетелями странного путешествия библиотеки.
Вывод из этой истории можно сделать один: дон Эдуардо, никогда особо не увлекавшийся чтением, просто не подозревал о вопиющей незначительности своего книжного собрания.
Ноа в одиночестве сидит за длинным столом красного дерева, разделяющим библиотеку пополам. Старинная медная настольная лампа отбрасывает круг света на него, стопку трехцветных конвертов Air Mail/Correo Aereo, ленту марок с изображением морской черепахи и дорожную карту Саскачевана.
Дождь льет без перерыва уже двенадцать дней и двенадцать ночей, грозя затопить остров Маргарита и разбросать пассажиров этого дома по четырем сторонам света. Ноа заперся в библиотеке со своими письменными принадлежностями и, непрерывно бормоча под нос, пытается избавиться от клаустрофобии, вслепую раскидывая сине-красные конверты по канадским равнинам, как будто играет в морской бой на огромной территории.
Склонившись над дорожной картой, Ноа ведет сложные расчеты. Прерии покрыты сотнями кружочков, дат, почтовых кодов, закорючек и отпечатков пальцев. Все эти годы Ноа отмечал каждое письмо буквой
— Я тебе не помешаю?
Ноа вздрагивает. Он не слышал, как вошла Арисна.
— Я писал письмо. Заходи. Я почти закончил.
Арисна молча подходит к столу. Ноа только что выбрал адрес (Руло, Саскачеван S4PЗV7) и поспешно пишет его на конверте. Это девятое письмо его матери за последнюю неделю — прямой результат дурной погоды, обрушившейся на Маргариту.
Арисна садится напротив. Она выглядит усталой, то есть более усталой, чем обычно.
Ноа встревожен:
— С тобой все в порядке?
— Более-менее. Плохие новости о дедушке.
— В чем дело? Он болен?
— Болен? Мой дед? Это был бы сюрприз. Старый лис непотопляем. Нет… он исчез.
— Исчез?
— Полиция выдала ордер на его арест. Что-то, связанное с мошенничеством. Я пока не знаю деталей. Сегодня утром обыскали его дом, но деда не нашли: ни дома, ни на работе, ни в его загородном доме.
— Кто выдал ордер?
— Ордера. Их несколько: один от полиции Каракаса, другой от полиции Майами и один от Интерпола.
— Странно. Мне казалось, правительство Чавеса не жаждет помогать американцам.
— Дипломатическое перемирие. Мой дед работал в консульской службе при Карлосе Андреасе Пересе, поэтому нынешнее правительство его не жалует. Но это не все. Поскольку он основной акционер «Тортуга Пабликейшнз», полиция грозится обыскать наши офисы, изъять компьютеры и заморозить банковские счета. Ты наш гость, поэтому они могут аннулировать твою визу. И нет гарантий, что не арестуют меня под тем предлогом, будто я что-то прячу.
— Черт…
— Вот именно. И потому я хочу попросить тебя об одолжении. Я хотела бы, чтобы Рождество ты провел в Монреале с Саймоном, пока здесь все не уляжется.
— Без проблем. Когда нам уезжать?
— Около четырех утра.
— Четырех утра? Ты шутишь?
— Вовсе нет. Я уже купила вам билеты.
— Но…
— И вот еще… Я приготовила это для тебя.
Арисна вручает Ноа венесуэльский паспорт и белый конверт. Паспорт раскрывается на цветной фотографии Саймона. Мальчик лучезарно улыбается, как будто охотится за сокровищами на пляже, а не проходит мимо грозных таможенников Северной Америки.
С некоторым волнением Ноа открывает конверт и находит в нем официальный документ на трех языках, в котором Арисна Бургос Мендес, находясь в здравом уме и трезвой памяти, признает Ноа Рила биологическим отцом Саймона Бургоса и назначает его законным опекуном, что подтверждает ее подпись, заверенная в Ла-Асунсьоне (Нуэва-Эспарта), Венесуэла, 16 декабря 1999 года.
— Я думаю, — почти нейтральным тоном объясняет Арисна, — этого тебе хватит, чтобы пройти таможню.
В библиотеке теперь слышится лишь приглушенный стук дождя в оконные стекла. Ноа кивает. Он явно ошеломлен, но по его лицу блуждает слабая улыбка. Он недоверчиво перечитывает документ, аккуратно складывает и убирает в конверт. Он ничего не говорит — говорить нечего. Молчание затягивается. Арисна хмурится, подыскивая какую-нибудь незабываемую фразу, завершающую эту главу ее жизни.
— Иди упаковывай свои вещи, — наконец говорит она. — Я соберу Саймона.
Арисна встает и, слегка взмахнув рукой, исчезает в тени. Ноа остается один с паспортом Саймона в руках. Разглядывая фотографию, он улыбается. Затем вскакивает со стула, сгребает все, что лежит на столе, — конверты, марки, дорожную карту Саскачевана — и сметает в мусорную корзинку.
Затем он потирает руки, выключает лампу и идет собирать свои вещи.
Малая Медведица
КТО-ТО СТУЧИТ В ДВЕРЬ.
Никакого ответа. Никаких признаков жизни в квартире, кроме слабого жужжания, исходящего из черного телефонного аппарата с крутящимся диском, трубку которого явно сняли некоторое время назад. Старомодный аппарат, забрызганный белой краской, как будто вырезали из звездного неба. Пять больших белых пятен на трубке воспроизводят созвездие Малой Медведицы.
Телефон балансирует на стопке руководств по программированию, рядом бутылка рома и старый будильник, показывающий 6.37 утра. К стене прикноплены две пожелтевшие газетные вырезки об аресте и суде над женщиной, обвиненной в пиратстве в США в 1989 году.
На рабочем столе царит жуткий беспорядок. Судя по всему, вещи выхватывались из ящиков в спешной подготовке к отъезду. Информированный и наблюдательный аналитик указал бы на отсутствие записной книжки, компакт-дисков, испанского словаря, впечатляющего набора поддельных документов и старого синего матросского вещмешка.
Царят в этом хаосе возвышающиеся в центре комнаты монитор с электронно-лучевой трубкой и компьютер с надписью черным фломастером: «Луи-Оливье Гамаш». Компьютер включен (слышится ненавязчивый ровный гул вентилятора), надписи на экране сообщают, что жесткий диск очищен и переформатирован.
Остальная часть комнаты пребывает примерно в таком же состоянии.
На полу валяются миска с остатками рисово-крабовых чипсов (с парой лакированных палочек для еды), кастрюля, благоухающая супом из трески с тмином, консервная банка сардин, освобожденная от своих обитателей, и пустой пакет от креветочных чипсов. Кулинарный след ведет к раковине, окруженной