– А как вы приняли свой диагноз?
– Никак.
– Никак?
– Да, никак.
Я ощутила раздражение – снова. Снова прошлое, снова связь с ним. Я слышала не раз, что со мной очень неудобно общаться. Когда же это поймет Икари-кун? И когда я решусь просто принять таблетку, пускай и среди ночи?
– Я больна столько, сколько себя помню.
Икари побледнел:
– Оу, я… Простите, мне жаль…
– Я привыкла.
Тишина. У него, наверное, много вопросов. Интересно, сколько он задаст.
– Это, наверное, из больничных привычек – ходить в ночнушке? – вымучено улыбнулся он и тут же осекся. – П-простите…
Он удивительно бестактно и точно пошутил. Знал бы, насколько точно, – был бы очень удивлен. Примерно еще на три-четыре «простите».
«– Аянами, видеоконференция с вашим преподавателем через семь минут.
– Хорошо, доктор Сейти.
– Рей, вам нужно еще переодеться.
– Да… Действительно. Спасибо, доктор».
Синдзи молчал. Смотрел на меня, ждал чего-то.
Я очень надеюсь, что не исповеди о моей жизни. Мой чай уже остыл, а боль все не могла наиграться. А Синдзи молчал и ждал. А боль…
Хватит. Просто хватит. Это всего лишь маленькая услуга человеку, который мне помог – не больше, но и не меньше. Всего лишь чай – и пусть выговорится.
Ты ведь за этим пришел, Икари-кун?
– Аянами?
Это был просто мой слишком внимательный взгляд. Слишком пристальный, пускай и сквозь очки. Не знаю, что он подумал, но мне лучше так впредь не делать. Я покачала головой в ответ и поднесла чашку к губам. Прохладный чай почти обжигал, но это все-таки был чай.
– Вам и сейчас больно?
– Да.
– Из-за того, что я вас разбудил?
– Частично из-за этого. В основном из-за EVA.
Икари-кун недоверчиво на меня посмотрел и кивнул, только поверив, что я серьезна. В три часа ночи намного проще относишься к раздражающим очевидностям. С другой стороны… Я отхлебнула чай и мысленно вернулась на мгновение назад: с другой стороны, он словно бы вообще не заметил того, что я сказала. Вернее, того, как я сказала.
«Аянами, ты несносна».
«Послушай, а можно не разговаривать в духе „Да-я-робот?“».
«*из-за спины* Тихо, сейчас будет выступление Мисс Очевидность».
Это утомляет. Отсутствие такой реакции настораживает.
«Рей, просто пей с ним чай. Для таких мыслей у тебя есть море времени наедине с собой».
– Я бы не смог, как вы, Аянами. Я плохо переношу боль. Очень плохо. Когда на первом курсе…
Никто не переносит боль хорошо, но всем нравится каяться в слабости. Икари-кун когда-то сломал руку и украдкой пил слабенькое обезболивающее. Ему хватило воли бросить, и это хорошо. Он зачем-то мне рассказывает о своем прошлом, и это плохо.
Все шло к открытому вопросу насчет моей боли, но в разгар его покаяния пришел звук.
В раковину упала капля воды – оглушительная, звонкая, она обрушилась на несчастную жесть, будто вспышка света. Я снова – да, снова – пристально смотрела в глаза Икари-куна, и потому видела, как мгновенно расширились его зрачки, как вздрогнул силуэт сидящего напротив мужчины. Его EVA уже полностью готова, поняла я, но сам Икари-кун вряд ли готов к своей EVA.
– Это опухоль, да?
Он изучал свою раскрытую ладонь. Пальцы едва заметно подрагивали, но еще там унималась какая- то другая дрожь, словно бы размывающая очертания кисти.
– Да.
Он выдохнул носом и положил ладонь на стол, поближе к чашке, подальше от себя, как если бы рука превратилась в опасную змею.
– И я смогу… Взламывать чужой микрокосм?
– Сможете.
Икари-кун кивнул.
– Когда-то давно я от скуки… Ну да, это я ехал куда-то. Так вот, я читал брошюру о том, что рак – это инструмент эволюции. Дескать, природа подбирает ключи к следующему этапу развития человека, – Синдзи улыбнулся и пощипал себя за нос. – Мне это даже показалось забавным. Хоть я и не думал, что сам буду доказательством.
– EVA – это не эволюция человека.
Я снова поднесла чашку к губам и сделала глоток. Большой глоток.
«Спокойнее, Рей. Это всего лишь твоя боль, глубокая ночь и умный философ».
– Да? – грустно улыбнулся Синдзи. – А что же это? Мы можем проникать во внутреннюю сущность другого человека, совершать локальное искажение времени…
Он запнулся, потупил взгляд, и я увидела, как побелели его губы.
– …убивать этих… Существ. Детей.
«Все же детей. Даже после всего».
– EVA – это болезнь, Икари. Просто болезнь.
– Болезнь? Болезнь не усиливает человека… То есть, да, цена страшная, но мы ведь не зря так засекречены? Ну, в смысле, Ангелы понятно, но мы!..
Его повело. Я слушала Икари-куна, Икари Синдзи-куна, и слышала отклики разговоров, умных разговоров из глубин моего прошлого. Я стояла в больничной рубашке у трибуны, передо мной был невидимый небольшой зал, а мне было больно, а в глаза бился оглушительный свет, и докладчик говорил об эволюции. Этот кто-то часто звенел и булькал стаканом во время своей речи.
Его мучила изжога, а меня мучили вопросами. Вскоре закрытые слушания, доклады и рвущий на куски свет прекратились. Но память – это не корзина.
«Вы хотите окончательно удалить эти файлы? – ОК».
Было бы замечательно, потому что в моих воспоминаниях много медицинских терминов, света, много серого плеска воды в стакан. И много пустых слов, симулякров моей боли.
Превосходство. Новый виток. Второй сдвиг. Второй вид.
И снова: EVA, будущее, Homo novus, превосходство.
Превосходство.
Пре…
– От эволюции и превосходства не делают лекарств, – сказала я.
Икари-кун приоткрыл рот и отставил чашку:
– Лекарств? Вы сказали «лекарств»?
Я кивнула, внимательно наблюдая за его лицом. Вот оно: отчаянное желание, чтобы то, что меняет его организм, оказалось пускай и странным, но, главное, излечимым.
– Да.
– От этой опухоли есть лекарства? Но почему вы?..
Он запнулся, подавшись вперед, ко мне, и я почти видела, как надежда бежала от него. Так бежит из класса позорно ошибившаяся отличница: закусив кулак, дверь – нараспашку, так, что слезы взвесью остаются в воздухе.
