9: Немое кино

Я чувствовала себя. Вероятно, это было главное. И пусть мне все казалось смещенным, неправильным, искаженным. Пусть я не держала чашку, а воспринимала себя обернутой вокруг твердого тепла. Пусть зрение еще шутило свои тошнотворные шутки.

Пусть.

Я точно знала, что очень устала, что сижу в кресле, что я пью чай, что он обжигает мне язык. И я смогла встать, не потревожив Майю. Ибуки спала на краю кровати, из-под одеяла торчало острое плечо, а на лице застыла тихая радость – странная, страшноватая маска человека, который выстоял почти сорок часов и сдался короткому убийственному сну.

В комнате пахло лекарствами, спиртом и кислой желчью: меня снова рвало. Видимо, не раз. У двери в ванную не было ручки…

Майя успевает отшатнуться в последний момент, она почти доводит меня до умывальника, но судорога уже выходит за переделы мира.

Зуд, подстегнутый волной немыслимой боли.

(Немыслимой, потому что мыслить я не могу. Только воспринимать и, к сожалению, запоминать).

Холод металла в одно мгновение обращается в пыль.

…Я повела носом над парующей поверхностью. Два приступа карминной дрожи без моего контроля. Плохо. Я могла ее убить. Смотреть на плечо Майи Ибуки расхотелось. В одном из вариантов развития событий этого плеча больше не существовало.

Я прислушалась к боли. Боль была на месте.

Тупая, одуряющая, она обозначала пределы EVA, описывала широкую волну и расходилась по телу. Через несколько часов она станет острее, чувствительнее, примется реагировать на положение тела.

Пока я слишком устала. Пока слишком устала она. Это ведь так утомительно – болеть.

Телефон ожил среди вскрытых ампул на столе. Его светящийся экран вызывал ощущение ноющего звука. «Беззвучный режим, виброрежим – какая разница?» – подумала я, отставляя чашку. Я справилась с заполошной дезориентацией (стол вдруг дрогнул, мобильный колыхнулся, как вязкая жидкость) и взяла аппарат в руку.

Мысль о динамике была отвратительной.

– Рей.

– Да, директор.

– Машина ждет тебя у главного входа.

Наверное, это была боль, боль и дезориентация, потому что я спросила:

– Что случилось?

– Черный код, – ответил директор Икари и замолчал.

Он давал мне время – секунды на осознание страшного факта: Ангел обнаружен где-то в большом мире. Где-то далеко отсюда вызрел болезненный микрокосм, которому надоело быть «микро». Директор молчал, подыгрывая моему состоянию. Он был безгранично терпелив.

– Ты молодец, Рей, – сказал густой ровный голос. – Ты справилась. Но этого мало.

В глазах темнело от слов директора – темнело прохладной спокойной чернотой, а потом посыпались острые осколки гудков. Я обвела комнату взглядом и быстро нашла то, что хотела: на самом краю стола лежали медицинские перчатки, слишком большие для рук Майи.

Смятые, испачканные кровью. Не снаружи – изнутри.

– Рей? Ты как?

Ибуки сидела в кровати, пытаясь что-то сделать с растрепанными волосами. Она щурилась даже в затемненной комнате, а лямка майки сползла с плеча. У нее были хорошие шансы доспать положенное.

– Мне пора.

– Пора?!

Мы встретились у шкафа. Интерьер прочно стоял на своих местах, фантомные звуки пропали, боль работала вполсилы.

– Пора.

Дверца оказалась тяжелой. Не неподъемной – тяжелой. «Пора» – это тоже очень утомительно.

* * *

Запотевшие фасадные окна нависали над микроавтобусом. Меня знобило: не сильно – противно. Печка гудела, глаза водителя в зеркальце были пустыми, что-то шептали динамики – мы ждали. Ждали мы, ждал тяжелый джип службы безопасности позади – огромная глыба, покрытая каплями осеннего вечера. Лобовое стекло неразличимо переходило в капот. Джип казался танком – или просто горой асфальта.

Икари-кун опаздывал. Редзи Кадзи – тоже.

Доктор Акаги смотрела в окно. На ее коленях лежал ноутбук, на ее лице – матовый свет экрана. Она могла думать о недопитом кофе, о корме для своей кошки, об оборудовании.

Лицо доктора было непрозрачным, моя боль отдавала острой серостью, и ожидание расхищало тревогу. Таким вечером хорошо проверять скучные тесты – простые столбцы символов, за которыми якобы что-то видно. В такую погоду отлично болеется, и в горле першит после целого дня уроков.

В такую погоду хорошо банить.

Мне было скучно без форума и совсем не хотелось думать об Ангеле.

Передняя дверца чавкнула, впуская Кадзи. Инспектор мазнул взглядом по салону, кивнул Акаги и достал из кармана широкий наладонник.

– Где Икари? – спросила доктор.

– Идет уже, – ответил садовник и чиркнул стилусом по экрану. – У него там пересдача какая-то была.

«Не у него, – хотела сказать я. – У меня». 3-D не прочитал «Степного волка», и на сегодня я назначала повторную встречу. Мне почему-то представился этот дополнительный урок: напряженный, полный раздражения. Икари-куну пришлось переплавить много раздражения и, очистив, направить в нужное русло.

Я бы захватила всех проблемой одиночества: это интересно, это резонирует с настроением подростка. Это пройдет по грани бравады «мне никто не нужен», «герой должен быть один», по наивным проекциям собственного лицейского опыта.

Ровный урок с подспудным риском. И тем интереснее, что же придумал Икари.

– Вон он, – сказала Акаги.

Икари-кун сбегал с лицейского крыльца, на ходу застегивая полупальто.

– А, и он туда же, – с непонятным раздражением сказал Кадзи и снова достал наладонник. Оказывается, он его уже спрятал.

– Добрый вечер, – сказал Икари-кун, садясь напротив меня. – Акаги-сан, Кадзи-сан. Аянами вы… Вы как?

Я не нашлась с ответом. «Плохо», «хорошо», «нормально», «справляюсь» – я перебрала все, что могла сказать, перебрала оттенки и просто пожала плечами. Икари-кун нахмурился и смешался.

– Аянами, – позвал Кадзи, наблюдавший за этой сценой в зеркало.

– Да, Кадзи-сан.

– Иногда можно просто улыбнуться.

Я кивнула: можно. Замечание странного садовника оказалось точным и обидным. Икари-кун еще раз посмотрел на меня с тревогой и уставился на собственные колени. На правой штанине белел мел. Я вспомнила сорок шестой кабинет, огромную угольную доску – окно в мрак, вспомнила скрип мела, запах невыжатой губки. Это был почти идеальный класс для урока по «Степному волку».

Машину мягко раскачивало на извилистых аллеях лицейского парка. Мы проехали мимо сияющей «Лавки», а потом миновали и последние парковые фонари. Центральный пост СБ лицея сейчас отключает средства Периметра, который все ближе.

Депрессивное поле. Сканеры. И – микроволновой барьер.

Вы читаете Замена
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату