Микроавтобус тяжело перевалился через три «лежачих полицейских» и территория специального лицея образовательного концерна «Соул» осталась позади. Никаких ворот. Никаких заборов. Я смотрела в непрозрачное окно – свет в салоне, тьма на улице – и думала, что впервые за два года покидаю лицей. Если учитывать, что выезда на операцию я не помню, то – впервые за шесть лет.
Просто окно. Просто Ангел впереди. И очень интересно, что за урок провел Икари-кун.
– Опаздываем, – сказал Кадзи и повернулся к водителю. – Поднажми. «Втулка» уже десять минут греет двигатели.
Едва слышное гудение двигателя стало чуть выше: водитель подчинился. Осенний вечер, все глубже валящийся в ночь, замелькал за окном еще быстрее.
– Очень хороший класс, – вдруг сказал Икари-кун. – Ленивые немного, но умненькие. Вы их хорошо подготовили.
Акаги изумленно покосилась на него, потом посмотрела на меня. Потом изобразила что-то глазами и улыбнулась.
«Ленивые, но умненькие» – повторила про себя я. Мне нравилась характеристика.
– Они прочитали?
– Да. Знаете, хитрые такие. Они прочитали по частям и пересказали друг другу.
Я кивнула: знаю, еще бы.
– И вы это поняли. Как?
Икари-кун улыбнулся. Обезоруживающая улыбка – совсем не в тон беседе.
– Пересказать «Степного волка»? Неудачная идея.
Я подумала и согласилась: действительно, глупо. Тем более, на уроке у проводника, который не использует свои возможности, только если прилагает к этому усилия.
– Господа учителя, – окликнул Кадзи. – Если позволите, то ближе к делу.
Микроавтобус повернул, и в лобовое стекло ворвался свет.
Мы вышли под мертвый свет аэродрома, навстречу кто-то бежал, гулко выли двигатели, громкая связь выкашливала неразборчивые звуки. Яркие звуки, резкий свет – EVA зашлась от обилия впечатлений и впрыснула в меня боль – еще больше боли.
«Агорафобия в чистом виде», – подумала я, стараясь держать спину ровно.
– Наденьте, – услышала я еще одну вспышку. Откуда-то из калейдоскопа мне протянули шлем: большие очки, большие наушники.
Спасение. Неуклюжее, нелепое спасение.
Мир притих, и я вовремя посторонилась, пропуская микроавтобус. Мы приехали, кто-то уехал – горный аэродром жил в своем ритме.
– Сюда!
Свет прожекторов размазывал что-то громкое, свистящее, окруженное суетливыми силуэтами.
– Вертикалка, – крикнул кто-то, оживляя пляску бликов в глазах. – А я трясся через все предгорье!
Икари-кун прикусил губу: он пока не осознавал своей боли, всего лишь прикусил губу.
Мы шли к воющему свету. Навстречу спешил раскаленный ветер. Не знаю, чем он пах, нос воспринимал его как идею жара. Наверное, если бы не было так ярко, так горячо, я бы увидела – и могла бы показать Икари – обвислую груду цвета свежего гноя. Мобильный комплекс Белой группы всегда где-то здесь, они ждут, пока грянет тревога, пока М-смесь усыпит лицей.
«Лицей», – подумала я. Впервые после звонка директора, после его окровавленных перчаток я думала о деле. Огромный учебный комплекс, оставшийся позади, лишен защиты. Это оказалось неприятной мыслью, и я поторопилась о ней забыть.
Свет стал ослепительным, и под ногами показались металлические ступени.
– Руку, мэм!
На борт меня втащили – со звоном в суставе, с моей попыткой удержаться на ногах. Пока уходила судорога, пока стихал вопль потревоженной опухоли, я продолжала куда-то идти: навстречу внутренностям машины, навстречу вспышкам в глазах.
– Садитесь вот здесь, пожалуйста!
И стало тихо. Гул турбин остался далеко на краю слуха, и слепящий туман перед глазами рассеялся. Салон был неярким, но выглядел очень дорого: дерево, кожа, мраморный пластик. Кресла стояли вокруг стола.
– Аэромобильный штаб СБ «Соула», – произнес голос Кадзи. – Доставим в ад с комфортом. Позвольте представить: мистер Велкснис, мой зам.
– Приветствую на борту.
«Руку, мэм!» – подсказала память. Велкснис был худ, бледен и в кресле сидел, словно переломленный. На его позу неприятно было смотреть. У него были огромные ладони и такой взгляд, что я невольно ощутила пустоту около его фамилии.
Велкснису не хватало звания. А затянувшейся паузе не хватало завершения.
– Ситуация такова, – продолжил переломленный. – Наш медиум случайно обнаружил прото-Ангела четыре часа назад. Прямо на «Метрофесте» в Нагано.
Икари неопределенно пошевелился, и Велкснис тотчас же повернул голову:
– Многокомпонентное ежегодное мероприятие. Несколько рок– и поп-площадок, залы, танцевальные подиумы. Текущее наполнение – семнадцать тысяч человек.
Это самое очевидное число для потенциального мартиролога. Окончательное зависит от того, насколько далеко развлекательный комплекс от населенных районов. Я почему-то вспомнила первые сводки об Ангелах. Я тогда еще была просто раковой больной, у меня была соседка, кашляющая кровью, и сотрудник социальных служб как единственный собеседник.
Когда боль позволяла, когда соседке кололи морфий и она затихала, я читала страшные сказки об облачных великанах, пожирающих людей.
В моем детстве Ангелы были ужасным бедствием. Потом появился директор Икари, и уже тогда они стали исчезать: сначала из новостей, потом из слухов. Однажды я проснулась, держась за руку Икари Гендо. Мы стояли на перекрестке.
Туман начинался сразу же за разметкой пешеходного перехода. Мне было холодно: мерзли босые ноги, больничная рубашка ни от чего не защищала. В спину светил негреющий прожектор, мигали синие огни. Ни я, ни Икари не отбрасывали теней.
«Он такой большой, и никакой тени», – думала я. Мне было холодно, больно и любопытно.
Я помнила тишину. В тумане что-то изменилось. Фонарные столбы сдвинулись и стали сплошными стенами вдоль погруженной во мглу проезжей части. Чудные ряды уходили в молоко и терялись там.
«Как ужасно, – подумала я. – Целые стены из фонарей. Сколько же нужно иликтри-чества?»
– Рей, тебе надо пойти туда.
Он не спрашивал, понимаю ли я. Он сидел на корточках, и на небритой щеке играл синий цвет. В ушах поселился зуд. Всегда зуд, когда много синего цвета, когда мигалки, когда скорая помощь.
– Туда?
Я видела свою руку как что-то отдельное – бледное, молочное, тонкое. Я указывала в туман цвета своей руки.
– Да.
– Зачем?
– Там не будет больно.
Я не понимала.
– Там уколют лекарство?
– Нет.
Я понимала еще меньше, и тогда пришла тревога. Была одна последняя надежда:
– Это как игра?
Икари прищурился: я видела, что он хочет сказать: «да, игра, Рей», – я слышала толчки крови в его висках. Он сказал – но не то.
