терпеть не может сморкаться и, естественно, завопила так, будто ее пытают. Обычно мама превращает все в игру — сначала вытирает нос Душке, потом Пенни, — но, видно, сегодня ей было не до того.
Зазвонил телефон. В одной руке у мамы была ложка с кашей, в другой — сопливый платок, поэтому она прижала трубку к уху плечом.
— Алло! Что? Выйти сегодня? Но у меня же выходной! Я вообще должна быть в Вашингтоне. — Пауза. — Долго рассказывать.
Я сжалась. Пенни продолжала реветь.
Закрыть бы ее в подвале вместе с собакой, хмуро подумала я, пусть там ревет.
Ириска отчаянно скреблась в подвальную дверь.
— Пенни, тише! Ничего не слышно! — прикрыв трубку рукой, крикнула мама.
Но Пенни и так уже успокоилась. Она нашла себе занятие: присев возле Ирискиной миски с водой, она радостно засунула туда обе руки и стала расплескивать воду на пол.
— Серьезная авария? Много пострадавших. Поняла. Хорошо, буду, только отправлю дочь в школу.
Она положила трубку и, вздохнув, скомкала бумажный платок.
— Чак! Мне надо выйти на работу! На шоссе большая авария. Ты уже оделся?
Папа спустился в пижаме.
— Я сегодня дома.
— Ты взял выходной? — удивленно спросила мама.
— Рука болит, погода жуткая, Пенни простуженная. Мелоди, может, останешься со мной дома?
Нет! Я замолотила руками и ногами, завизжала.
«Должна идти! — показала я на планшете. — Должна идти!»
Мама обхватила голову руками.
— Забери ребенка из собачьей миски, — только и сказала она.
Папа отмотал полрулона бумажных полотенец, вытер разлитую воду и мокрым бумажным полотенцем вытер Пенни нос — Пенни с рева перешла на визг.
А потом развернулась и опрокинула стакан с соком у меня на подносе — на моей белой блузке тут же расплылось желто-оранжевое пятно.
Мама молча пожала плечами и одним движением стащила с меня блузку.
— Мелоди решила, что ей непременно нужно сегодня в школу — я, правда, не очень понимаю зачем. Но пусть идет, раз хочет, — сказала она папе.
Как объяснить им, что мне надо увидеться с Кэтрин? Я была уверена: поговорю с ней — и мне полегчает. Она все-таки учится в университете, она найдет нужные слова. И еще, я должна отдать ей открытку. Обязательно сегодня.
Мама долго искала мне новую блузку и только потом вспомнила, что все мои чистые вещи — в красном чемодане. Когда она вкатила чемодан в кухню, я взглянула на ее лицо — и отвела глаза. Не буду больше плакать, решила я.
Почему-то школьный автобус пришел раньше обычного. Водитель уже просигналил — гудок у нашего автобуса резкий, как утиное кряканье, его не заглушит никакой ливень. А мне еще надо было сложить ранец — книжки, еду, открытку для Кэтрин — и сходить в туалет.
Папа выглянул на крыльцо и сквозь дождь и ветер прокричал:
— Гус! Поезжайте! Она еще не готова! Мы сами ее отвезем.
Водитель просигналил нам на прощание и уехал. Вообще Гус очень хороший. Он давно работает на школьном автобусе и всегда ждет, если кто-то из учеников чуть опаздывает. Просто тогда мы приезжаем в школу немного позже.
— Мелоди, оставайся с папой и Пенни, а? Ну пожалуйста! Сегодня такой поганый день! — взмолилась мама, усаживая меня на унитаз.
Я снова с визгом замолотила руками и ногами.
Со вздохом мама натянула на меня джинсы и усадила в коляску.
«Спасибо, мама», — показала я на планшете. Но она только покачала головой и молча сунула коробочку с обедом в мой ранец.
Дождь и не думал стихать. Мама опять обреченно вздохнула, и мы стали грузиться в машину. Со школьным автобусом все просто: я съезжаю на коляске по пандусу, еду к автобусу, потом прямо с коляской заезжаю на площадку подъемника, а внутри мою коляску фиксируют ремнями.
Поездка в машине — целое дело: нужно вынуть меня из коляски и усадить в машину, погрузить коляску и вещи, а когда приедем — выгрузить коляску, усадить меня в нее, не забыть вещи. Тяжело, даже с легкой ручной коляской.
А у папы болит рука, он ничем не может помочь. Он смотрел на нас с крыльца и очень старался выглядеть виноватым, но, по-моему, в глубине души радовался, что у него есть уважительная причина не мокнуть под дождем. А мама от этого только еще больше сердилась.
Дождь и ветер все набирали силу, хотя, казалось бы, куда уже. Мама прикрыла меня вместе с коляской большим полиэтиленовым дождевиком и набросила такой же на себя, но резкий порыв ветра сорвал с нас капюшоны, и мы тут же вымокли. Под бьющими ледяными струями мама медленно свозила меня по пандусу.
А мне даже нравилось! Я еще никогда не видела такого темного неба в восемь утра. Сверкали молнии, грохотал гром, вода лилась потоками — совсем как в кино. У меня короткие вьющиеся волосы, в мокром виде они даже еще лучше лежат. А вот мамины мокрые волосы висят безжизненными сосульками — ничего удивительного, что она терпеть не может, когда у нее мокрая голова. Ей тогда лучше вообще спрятаться и не показываться никому на глаза.
Мама распахнула переднюю пассажирскую дверь, но ветер тут же ее захлопнул. Тогда она подперла дверь моей коляской, которая сразу намокла. Мама наконец усадила меня, пристегнула и стала складывать коляску. Хорошо еще, на ней почти нет ткани — в основном металл, пластик и кожа, но все равно, она будет сохнуть целый день, даже если в школе кто-нибудь догадается вытереть ее как следует.
Мама погрузила коляску вместе с моим старым планшетом и захлопнула багажник. Дождь продолжал лить. На водительское место она села ужасно мокрая и сердитая.
— Как хочется обратно в постель! — сказала мама, вставляя ключи в зажигание. — Голова просто раскалывается. Зачем я согласилась выйти на работу? Я вообще должна сейчас быть в Вашингтоне. — Она тяжело вздохнула.
В ответ я легонько дернула ногами, не резко, чтобы не расстраивать маму еще сильнее. И тут я заметила, что ранец-то остался дома! А в нем открытка для Кэтрин. Я схватила маму за руку и показала на свои ноги.
— Что еще? — раздраженно спросила она.
Я мычала, дрыгала ногами, показывала на пол, но мама не понимала. Тогда я указала на дом. На крыльце стоял папа в теплом спортивном костюме и, улыбаясь, держал в руке мой джинсовый ранец. Из-за спины у него выглядывала Пенни, на ней по-прежнему была пижамка с уточками, но вместо панамы — желтая клеенчатая шляпка; в одной руке Пенни держала Душку, в другой — мамин красный зонт. Сверкнула молния, почти сразу прогремел гром. Лило как из ведра. Мама в отчаянии вцепилась в руль.
— Рррр! — зарычала она, распахнула дверь, добежала под дождем до дома и выхватила мой ранец у папы из рук. В машину она вернулась насквозь мокрая. Папа помахал нам с крыльца забинтованной рукой, развернулся и зашел в дом. Входная дверь закрылась за ним,
И вдруг краем глаза я увидела, как из дома выскользнула Пенни — желтая пижамка, красный зонт волочится по крыльцу! Я видела ее только мгновение сквозь запотевшее стекло, но видела!
Я закричала, замолотила руками и ногами.
Мама вытаращила на меня глаза, будто в меня бес вселился, и закричала:
— Прекрати! Ты с ума сошла?
Но я не могла прекратить! Я била по стеклу, хватала маму за одежду, лупила по голове, щипала — во всяком случае, пыталась ущипнуть.