А где-то светло, тепло…Завьюжило. Душу чукчиСугробами замело…Назад возвратилось стадоИ снова жует, жует.И снова олешкам надоОдно лишь — набить живот…Ни кустика, ни селенья,Снега, лишь одни снега.Пастух да его олени —Подпиленные рога.
В ТАЙГЕ
Кто видал енисейские дали,Тот о них не забудет нигде…А деревья вокруг умирали,Умирали по пояс в воде.Почернели, листва облетела.Запах тлена и мертвый плеск…Кто-то трезвый, могучий, смелыйПорешил затопить здесь лес.И боролись за жизнь великаны:Хоть была неизбежной смерть.Было больно, и страшно, и странноНа агонию эту смотреть.Было больно. И все-таки взглядаЯ от них не могла отвести,Мне твердили: «Так нужно, так надо.Жаль, но нету другого пути.Что поделаешь? — Жизнь жестока,И погибнуть деревья должны:Чтоб кровинки веселого токаПобежали по венам страны.Чтоб заводы в тайге загудели,Чтоб в глуши прозревали дома».Я кивала: «Да, да, в самом деле,Это я понимаю сама».…А деревья вокруг умирали,Умирали по пояс в воде.И забудешь о них едва ли —Никогда, ни за что, нигде…
«Сидели у костра, гудели кедры…»
Сидели у костра, гудели кедры.Метались то ли искры, то ли снег.И был со мною рядом злой и щедрый,Простой и очень сложный человек.В который раз я всматривалась сноваВ глаза с прищуром, в резкие черты.Да, было что-то в нем от Пугачева,От разинской тревожной широты.Такой, пожалуй, может за борт бросить,А может бросить все к твоим ногам…Не зря мне часто снится эта проседь,И хриплый голос, и над бровью шрам.Плывут, качаясь, разинские струги —Что ж, сон как сон: не много смысла в нем…Но в том беда, что потайные струныПорой заноют в сердце ясным днем.И загудят в ответ с угрозой кедры,Взметнутся то ли искры, то ли снег.Сквозь время улыбнется зло и щедроПростой и очень сложный человек.