торте… — догадалась Маша. — А на втором торте что за надпись? — Она произнесла по слогам выведенное розовым кремом слово: — Салют! Но почему «салют»? Неужели это…
— …пароль. Я просто уверен, что это пароль. Два торта были для кого-то единым целым. Пассажир, назовем его «кондитером», либо заказал, либо сам сделал торты, содержащие какую-то важную информацию, и поехал на такси на место встречи…
— …то есть на Тверской бульвар?
— Правильно. Но когда он подъезжал туда, чтобы передать эти торты, а взамен, возможно, получить кейс с долларами, то увидел, возможно, не того человека, а то и вообще тех, кого в принципе не могло там быть…
— Ты кого имеешь в виду?
— Врагов, — спокойно ответил Пузырек. — Он почувствовал, что находится в западне, а потому быстро сориентировался и рванул, куда глаза глядят, лишь бы не попасться с этими тортами…
— Да, здорово придумал, — причмокнула губами Маша. — И что же теперь делать?
— Открыть дискету и посмотреть, что в ней… Это во-первых, во-вторых…
— …съездить в кондитерскую, что в Никольском переулке, и сфотографировать всех мужчин- кондитеров…
— Короче, надо срочно звонить Горностаеву. Но сначала выкладывай, в кого ты втюрилась… — И Никитка подмигнул своей любимой сестричке.
Глава 4
«Мертвая кондитерская»
— Понимаешь, чтобы Машка перестала думать о своем артисте, надо, чтобы она в нем разочаровалась.
Эти слова принадлежали Свете Конобеевой. Они с Дроновым прогуливались по заснеженным московским улицам и пытались придумать способ вернуть Машу Горностаеву, да и вообще направить ее на путь истинный.
— Да разве это возможно? — отвечала Света как бы сама себе. — Это же — Могилевский!
— Я вижу, что и тебе он тоже нравится, — усмехнулся Саша. — Я понимаю, конечно, известный артист и все такое, красивая внешность, яркие роли, толпы поклонниц… Но ведь все это мишура, звездная пыль, нереальность, фантазии… Неужели Маша этого не понимает?
— А я вот вижу, что и ты по-прежнему любишь Машу. Вы все помешаны на ней… — ревниво заметила Света. — Но все равно мне ее жалко. Ей не нужны ваши с Сережкой Любови, у нее своя, большая любовь. Вот только ума не приложу, что с этим сомнительным богатством делать. Разве что представить ей документальные материалы, что Могилевский жутко влюблен в другую? Могло кто из особ женского пола останется равнодушным к такого рода фактам.
— Но как мы добудем ей эти, как ты выражаешься, документальные материалы? Снимешь его свидание с другой женщиной?
— А почему бы и нет? Я даже, кажется, знаю, кто бы мог быть этой: женщиной…
— И кто же? Уж не ты ли? — задохнулся в возмущении Дронов, нисколько все сомневаясь в том, что Света задумала что-то из ряда вон выходящее.
— Нет, к примеру, моя мама…
— Не понял. А при чем здесь твоя мама? Она что, знакома с Могилевским?
— Нет, но он тоже ей очень нравится.
— Все равно ничего не понял. Предположим, твоей маме нравится Могилевский, и что дальше?
— А ничего… — загадочно произнесла Света. — Просто моя мама — человек волевой и очень упрямый. Уж что вобьет себе в голову… Я поговорю с ней.
Дронов даже остановился.
— Ущипни меня, — попросил он жестко.
— Это еще зачем?
— Или я схожу с ума, или ты собираешься устроить свидание твоей мамы и Могилевского.
— Нет, ты не сошел с ума. А для мамы это будет прекрасным новогодним подарком, — продолжала она его интриговать.
— Вы все, похоже, рехнулись… — Дронов впервые испытал на себе чувство, называемое ревностью. Он не верил, что Света имеет в виду свою маму. Ему казалось, что свидание с артистом грозит (или светит) именно его Свете.
— Понимаешь, — Света взяла Дронова под руку и повела по улице, как маленького, — мой папа, как ты знаешь, человек состоятельный, к тому же он любит мою маму. Вот я и подумала, а почему бы ему не подарить ей на Новый год ужин в ресторане с ее любимым артистом?
— Ты хочешь сказать, что все это можно устроить за деньги? — дошло наконец до Дронова.
— Ну да! Он же артист, в сущности, обыкновенный человек, которому тоже под праздник хочется заработать. Я понимаю, что вопрос денег несколько щекотливый, поскольку всем нам хочется верить, что артисты — небожители и что подобные мелочи их не касаются. Но посмотри вокруг — все витрины украшены елками и гирляндами, полки магазинов ломятся от подарков… И все это стоит денег! Ты думаешь, артистам много платят?
— Так, постой. Предположим, что твой отец вышел на Могилевского, объяснил, что заплатит тому за ужин со своей женой в ресторане, а при чем здесь Маша?
— Мы сфотографируем их — мою маму и Могилевского, когда они будут сидеть за столиком и пить шампанское, а потом покажем эти снимки Маше. Я уверена, что после этого ее чувства к нему остынут. Она не допустит, чтобы объект ее любви…
— Кто-кто?
— …объект ее любви, в жизни оказался таким доступным и обыкновенным. Ведь что ей нравится больше всего в этом артисте? Тот праздник, который он рождает своим появлением, и та красота, которая вблизи окажется толстым слоем грима… Ну вот я и пришла…
Они остановились перед домом, в котором жила Света.
— Мои окна темные, а у родителей горит свет. Они, наверное, ужинают.
— Да, им и в голову не может прийти, до чего их дочурка додумалась, прогуливаясь на морозе… Надо же — подарить Могилевского маме на Новый год… — продолжал недоумевать Дронов. — А кого твой папочка подарит тебе на Новый год? Кого засунет в мешок и положит под елку?
— Мой подарок придет сам… — Света улыбнулась. — Ведь ты же придешь к нам?.. Или тебя родители не отпустят?
Дронов настолько растерялся этому внезапному приглашению, что не нашелся что ответить.
— Кстати, — вспомнила Света, о чем собиралась сказать весь вечер, — а ты не помнишь, что было написано на торте с вишенками?
— Нет… А разве там была надпись?
— Представь себе, была. Но я тебе утром скажу… Думаю, что это и есть пароль. Все, пока… — и Света, помахав ему рукой, скрылась в подъезде.
Отец возвратился поздно. Мама вязала перед телевизором, а Сергей, лежа на диване в своей комнате, дочитывал «Анну Каренину». И хотя это произведение не входило в школьную программу, зато оказалось как нельзя кстати для его личной, душевной, можно сказать, программы. Он пытался понять, отчего женщины изменяют. Вопрос оказался настолько сложным, что он хотел даже посоветоваться об этом с мамой, но потом передумал. Нет, лучше он поговорит об этом с отцом. Новость, что Маша влюблена, ошеломила его. Он уже не представлял себе жизни без нее, а потому переживал.
Услышав характерные звуки в прихожей, — это отец открывал дверь своими ключами — Сергей бросился его встречать.
Переживая по поводу Маши, Сергей чуть не забыл спросить отца, где совершено убийство человека, собиравшегося сообщить им о готовящемся теракте, и куда не явился уже другой человек с информацией по
