крысами, а также для приготовления различных препаратов медицинского или сельскохозяйственного назначения. Торговля мышьяком строго регламентирована законом от 6 апреля 1844 года (здесь г-н Тюваш заглянул в свои бумаги); яд отпускается только при письменном заявлении о том, с какой целью его приобретают, а имя покупателя вносится в реестр аптеки, и аптекарь в течение десяти лет обязан отчитываться за проданное количество мышьяка. Поэтому, где бы ни был приобретен мышьяк — у господина Омэ или в другом месте, — найти след не так уж сложно.
Общественное настроение в кантоне хорошее. Несмотря на тревожные слухи, жители считают произошедшее несчастным случаем. Народ спокоен, полностью доверяет Церкви и королю, уважает власть и мораль. Кроме некоторых кабаре, в кантоне не наблюдается никакой публичной распущенности.[9]
Прочитано, подписано, датировано:
г-н Тюваш, мэр
2. Г-Н АББАТ БУРНИЗЬЕН, КЮРЕ ПРИХОДА ИОНВИЛЬ-Л?АББЭИ
С момента своего приезда в Ионвиль мадам Бовари исповедовалась мне, и я могу сказать, не раскрывая секретов этого таинства, что в ее исповедях не было ничего особенного, разве что они казались более достойными и благообразными, чем исповеди большинства моих прихожан. В последнее время она исповедовалась реже, из чего я сделал заключение, что она могла исповедоваться где-нибудь в другом месте, например в Руане, так как она довольно часто там бывала.
Семья Бовари жила в согласии. Супруги стали прихожанами нашей церкви несколько лет назад, и от них не было слышно ни о каких скандалах. Может быть, господин Бовари излишне часто общался (хотя и по-дружески) с местным аптекарем господином Омэ, известным вольнодумцем и, возможно, даже (по крайней мере, так о нем говорят) франкмасоном… Однако, в отличие от господина Омэ, господин Бовари не афиширует свое неверие; он не исповедовался и не причащался, но каждое воскресенье присутствовал на мессе вместе с мадам Бовари.
Поговаривали, что у них были денежные затруднения. Но по этому поводу лучше опросить господина Лерё, торговца предметами туалета в Ионвиле, который, по слухам, одалживал им крупные суммы. Во всяком случае, их дом был арестован именно по его жалобе.
Покончила ли она с собой? Убежденная католичка, воспитанница монастыря урсулинок в Руане, мадам Бовари знала о строгих санкциях, которые принимаются Церковью по отношению к самоубийцам. Она никогда бы не приговорила себя к безбожному погребению и вечному проклятью. Поэтому я верю в несчастный случай, иначе разве согласился бы я похоронить ее по религиозному обряду? Какого рода несчастный случай? Как писали в газете, бытовой, вероятно, что в нашей провинции случается чаще, чем мы думаем. Следует допросить по этому поводу самого господина Бовари, а также их служанку Фелисите (я ее тоже исповедую, но она глупа и вряд ли что скажет, не думаю, что она много в этом понимает). Кроме того, поговорите с безбожником Омэ, потому что он помогал жертве и написал заметку о происшествии в газете.
Что касается письма, которое мадам Бовари оставила, чтобы объявить о самоубийстве, то я очень удивлюсь, если выяснится, что оно существует на самом деле; во всяком случае, мне его никто не показывал.
Вы услышите здесь много слухов. В маленьких городках всегда полно слухов.
Прочитано, подписано, датировано:
г-н Бурнизьен, кюре Ионвиля
3. Г-Н БОВАРИ (ШАРЛЬ), НЕДИПЛОМИРОВАННЫЙ ВРАЧ ИОНВИЛЯ-Л?АББЭИ (ДЕПАРТАМЕНТ НИЖНЯЯ СЕНА), ДВАДЦАТИ СЕМИ ЛЕТ, МУЖ ПОКОЙНОЙ
(Из-за подавленного состояния г-на Бовари дознание проводилось в спальне дома г-на и г-жи Омэ, где находился г-н Бовари, соблюдая постельный режим. Эта запись разговора — всего лишь черновик, она не имеет ценности протокола допроса. Здесь приведены слова г-на Бовари из личной беседы в присутствии заинтересованного лица.)
Значит, ты тоже с Флобером и д?Эрвилем был в коллеже? Нет, к сожалению, я тебя совсем не помню, ведь нас было так много. Да и недолго я оставался в коллеже. Мне там было плохо, и мать забрала меня оттуда через несколько месяцев.
(…)
Что ты хочешь от меня услышать? Мы жили хорошо. Почему она приняла этот яд? Я совершенно ничего не понимаю. Она меня любила, я в этом уверен, она доказывала мне это тысячу раз. Правда, последнее время мне иногда казалось, что она любит меня меньше, чем раньше.
(…)
Почему-то она чувствовала себя несчастной. Что бы я ни предпринимал, она всегда оставалась недовольной.
(…)
Я ее обожал, я работал, давал ей все, что она хотела. Что еще я мог сделать?
(…)
Деньги? Это правда. (Он залился слезами.) Этот ужасный господин Лерё со своим товаром заставлял ее тратить огромные суммы, а потом без моего ведома заложить наш собственный дом. Именно он причина всех наших бед.
(…)
Несчастный случай? Нет. Я имел неосторожность подписать на нее доверенность на право проведения за меня любых финансовых операций, и, наверное, этот роковой документ погубил ее. Почему она скрыла от меня, что заложила наше имущество. Она в первую очередь должна была довериться мне, и тогда мы вместе сумели бы все преодолеть! (Снова слезы.) Увы! Она привыкла ничего мне не рассказывать.
(…)
Д?Эрвиль уже спрашивал меня об этом: нет, у меня дома никогда не было мышьяка. Как она его достала? (Слезы.) Я ничего не знаю, я мало знал о ее жизни. Что касается письма, в котором она говорила о намерении покончить с собой, то я нашел его у нее в секретере. Не знаю, где оно. От переживаний я, наверное, оставил его у себя дома. Его можно поискать там.
(…)
Сейчас господин Омэ и его жена занимаются мною. Моя мать предложила мне свою помощь — она хочет переехать в Ионвиль и вести мое хозяйство.
(…)
Подходит ли мне это? (Он опять залился слезами.) Нет!.. Я хотел бы остаться один, а потом найти другую жену. Я так любил Эмму!..
(Дознаватель и заинтересованное лицо договорились, что запись беседы будет переработана в официальный протокол и г-н Бовари подпишет его, когда будет в состоянии сделать это.)
4. Г-Н ЛЕРЁ, ТОРГОВЕЦ МОДНЫМИ НОВИНКАМИ В ИОНВИЛЕ
Да, я коммерсант, родился в 1810 году в Марселе, лет десять назад обосновался в Ионвиле как продавец тканей и модных товаров. Я представляю три лучших дома из Руана: «Труа Фрер», «Барб д?Ор» и «Гран Соваж». Мой магазин находится чуть дальше по главной улице, по
