— Пошел!
Жирар взмахнул кнутом, и экипаж, запряженный парой лошадей, тронулся.
Покидая поместье Юшет, Реми подумал, что Эмма не видела в Ионвиле никакого общества, кроме своего глупца мужа, похотливого Омэ, мошенника Лерё, заставлявшего ее подписывать бумаги, и этого циничного франта. Был ли у нее выбор?
Дорога спускалась в долину, к реке. Поля уже потеряли свой белый наряд, струились тысячи ручейков, летали вороны; экипаж, управляемый Жираром, мерно покачивался. В свои двадцать пять лет Реми не мог не задуматься об Эмме. Должно быть, она была смешливым ребенком, получила хорошее образование у сестер монастыря в Руане, играла на фортепьяно и читала наивные романы, рекомендованные для девушек святым отцом. Она хотела — простодушные мечты! — любить и быть любимой, но не нашла ничего лучше, чем броситься в объятия Шарля, а потом еще нескольких таких же посредственных фигур. И вот сейчас молодой человек, которому поручено расследование, едет в этом экипаже, перебирая все возможные версии убийства.
Убийство.
Какая сила, какая неудовлетворенность, наивно спрашивал он себя, могла, заглушив всякий страх — в частности перед общественным осуждением — в один миг перечеркнуть воспитание и принципы такой женщины, как Эмма? Опыт одной ночи, желание приобрести платье или украшение, обманутые надежды и разочарование от мужского хамства? Или что-то более глубокое, жизненно важное, пришедшее из тьмы веков, возможно, наследие Евы? Инстинкты, чувства, природа? Время неумолимо проходило, а надежды все не оправдывались, и однажды, несмотря на запреты и лицемерие общества, она решила сбросить маску и пойти ва-банк. О загадочный слабый пол! Можно ли когда-нибудь научиться понимать женщину?
Что же касается красавца Родольфа, то он со своим своенравным характером, бархатным шлафроком и старым сигарным ящиком, в котором как трофеи хранил письма и прядки волос своих любовниц, вызывал у Реми меньше отвращения, чем большинство тех людей, которых он здесь встречал. Молодой полицейский даже испытывал к нему своего рода симпатию. К тому же Родольф признался, что не убивал ее.
4
Как Реми и предвидел, на следующий же день (это был семнадцатый день его пребывания в Ионвиле) Элизабет Омэ явилась к нему с новым заявлением.
— Я избавилась от этого кошмара, — заявила она. — И как я могла так наговорить на себя?! Кто меня толкнул в эту пропасть? Может, вы, месье?
Ну что тут скажешь!
— К вашему сведению, мадам, я ни на одну секунду не поверил в вашу виновность. Но ваши показания, тем не менее, были полезны для следствия тем, что позволили открыть отношения господина Омэ и мадам Бовари. Теперь ему могут предъявить серьезные обвинения. Скажите, зачем вам понадобилось клеветать на себя?
— Доводилось ли вам слышать о такой вещи, как супружеская любовь? — вздохнув, произнесла она. Однако выражение ее глаз говорило скорее об отсутствии каких-либо теплых чувств.
— Если господин Омэ не имеет отношения к смерти мадам Бовари, он все же остается виновным в адюльтере, в котором вы обвинили его вчера.
— Да, месье. Из всего, что я вчера наплела, это единственная правда. И ее так горько сознавать, поверьте! Разумеется, Эмма покончила с собой. По крайней мере, я в это искренне верю. Но если ее кто и убил, то это скорее господин Родольф, Леон или Лерё. О, конечно, они не заставляли Эмму выпить мышьяк, но то, что они сделали, еще хуже: эти люди искушали слабую и импульсивную натуру, довели ее до отчаяния. Естественно, мой муж поступал так же, как они. Бедный Омэ преследовал ее своими ухаживаниями, но, в отличие от других, он вряд ли мог быть причиной ее самоубийства. Знаете почему? Потому что она его не любила, месье! Она презирала моего мужа и была его любовницей только потому, что он давал ей наши деньги… По крайней мере, он не заставлял ее страдать!
Обычно незаметная, эта женщина выказывала сейчас удивительный характер. Реми буквально остолбенел.
— Мадам, — ему трудно было подбирать слова, — вы одна из самых скрытных женщин, которых я когда-либо встречал. Какое самообладание! Какая сила характера!
— Неужели вы не знаете, месье, что в наш век, принадлежащий мужчинам, скрытность является для женщин единственным средством выживания? Сколько вам лет, месье?
— Двадцать пять.
Она смерила его проницательным взглядом.
— Это хорошо. Могу я попросить вас кое о чем?
— Конечно.
— Моей дочери только шестнадцать — могу ли я вернуться домой?
— Как только напишете новое заявление.
— А мой муж?
— С господином Омэ другая ситуация.
— Это самоубийство, и он здесь ни при чем.
— Но даже в этом случае необходимо прояснить некоторые моменты. Например, кто взял у него тридцать граммов порошка мышьяка? Кто заменил их сахаром?
Она подняла на него потускневшие глаза.
— Не догадываетесь, месье, что это я взяла? Мой муж мне изменял, каждый день он покидал меня ради Эммы. Моя жизнь стала пустой, я не видела иного выхода, как покончить с собой. И я бы это сделала, если бы Эмма сама не решила отравиться первой!.. Однажды я дала своему мужу снотворное без его ведома, взяла ночью ключ, пристегнутый к его жилету, отсыпала мышьяку и заменила его сахарной пудрой.
— И где этот яд сейчас?
— Здесь же, при мне. К несчастью для меня, остался нетронутым.
Порывшись в своем ридикюле, она достала серый бумажный кулечек (Реми вспомнил, что в такие кулечки из серой бумаги малыш Жюльен в лаборатории заворачивал таблетки). Мадам Омэ приоткрыла сверток, чтобы показать содержимое. Это и в самом деле был мышьяк.
— Мой муж оправдан?
— Нет еще, я должен проверить. Поверьте, я сделаю это с доброжелательностью, мадам.
Ее взгляд стал спокойнее.
— Вы теперь все знаете. Эмма умерла, и я чувствую себя отмщенной, хотя не хотела этого. Может быть, и правда, как говорят священники, на небесах есть Провидение, которое заботится о невинных? — Жена аптекаря помолчала, вздохнула, а затем слегка улыбнулась. — Вот уж аббат Бурнизьен будет доволен!
