— Да нет, что вы, Леонид Яковлевич, — заюлил Степан, чувствуя, что финансовый кризис, обвалившийся на страну, всей своей мегатонной массой опустился прямо на него. В одно мгновение вспыхнули — пролетели перед взором — онемевшая жена и трое его голодных детей. — Простите, ради бога, ляпнул, не подумав, простой я, как палка, из деревни… я имел в виду, что только специалист в этом деле разбирается…
— Ладно, молчи уж, специалист, — оборвал Лупандер, подумав с досадой, что этот его странный вопрос, простой Степа обязательно припомнит «там, где надо». — Останови машину.
Степан изысканно припарковался к ближайшему тротуару: до ОВД оставалось пара кварталов. Лупандер хотел выйти из машины, «причесать» спутавшиеся мысли, но вспомнил о раненой ноге и ограничился лишь открытой дверью.
«Стоит ли ехать к ментам на посмешище? А если и вахтер не вспомнит человека в плаще? Был дождь, все ходили в плащах. Да и он, скорее, с ними заодно, их же из ментов и набирают. Сунут баксов пятьсот — и он заткнется…» Лупандер поскреб затылок, почувствовав в пальцах перхоть: три дня голову не мыл… Определенно в больницу возвращаться не стоит. Третье пришествие призрака может стоить не только седых волос, но и летального инфаркта, как у пана Философа из гоголевского «Вия». И Леонид уже было решился позвонить школьному товарищу, который процветал на ниве торговли окорочками и куриной требухи, и попросить «политического убежища» на его загородной даче, с конспиративными выездами оттуда лишь на перевязки… Но, прикинув так и этак, горестно понял, что это не решение проблемы, а лишь попытка от нее спрятаться. «
«Старые клише, — с грустью вспомнил Лупандер грешки юности. — Остались в душе…»
— У тебя бумага и ручка есть? — спросил он у водителя.
— Есть, конечно, — радостно отозвался Степан.
Он вытащил из-за козырька замусоленный шоферской блокнотик-отрывничок и ручку, которой делались отметки в путевках.
— Пойдет?
— Сойдет… Для солнца русской поэзии.
Леня, как в былые годы, тут же ухватил кончик ручки зубами, развалился поудобней и стал творить. Строки полились обильно, как вино из кувшина вакханки. Видно, дало знать пережитое…
Сочинив сие творение, Леонид вспомнил о строке, из-за которой, собственно, и подвигнулся на экспромтное сочинительство: «Мы снимем бинты, и останутся шрамы…» И он тут же дописал финал.
Потом подумал и дописал еще одну строку:
Оторвав исписанные странички, Лупандер вернул блокнот и ручку Степану, который никак не мог понять, что происходит. До конца смены было еще далеко, да он готов был крутить рулевое колесо хоть круглые сутки. А ежели просто стоять на нейтралке — так хоть двое.
Лупандер спрятал стихи в карман, вдохновение иссякло. Как и все бездарные поэты, он был трусом. Степан сидел в согбенной извозчичьей позе, ждал барской воли.
— Давай, в околоток! — решился Леонид.
— В «Стригунино»?.. Понял шеф!
«Пусть сами разбираются с этим призраком», — пригвоздил он мысленно правоохранителей.
Степан виртуозно обогнал несколько машин и плавно, будто вез невесту в загс, остановился возле ОВД. Старательно прихрамывая, Лупандер вошел в здание, буркнул постовому.
— Мне срочно нужно к майору Баздыреву!
Краснолицый постовой махнул рукой дежурному в окошке:
— К Баздыреву пришел!
Дежурный кивнул, дал отмашку: пропусти!
Лупандер доковылял до кабинета на втором этаже и, перекрестившись, толкнул дверь. Баздырев, Ребров и Куроедов дымили и о чем-то спорили, Леонид уловил два слова — «висяк» и «глухарь», что, как он уже знал, означало нераскрытое преступление.
При появлении Лупандера все машинально сунули окурки в пепельницы и замолкли.
— Что-то случилось, Леонид э-э?.. — первым отреагировал Баздырев.
— Яковлевич, — проскрежетал Лупандер и тут же сломался: — Я не могу больше!
Леонид Яковлевич опустился на стул и неожиданно разрыдался. У сыщиков вытянулись лица. Переглянувшись, Ребров и Куроедов потянулись к своим окуркам, а Баздырев спросил:
