знакомой двери. Да, тепло было признаком сентиментальности, и всё же оно согрело меня и подняло мой дух. Через несколько секунд взволнованная миссис Хадсон впустила меня в дом.
— Уж как я рада вас видеть, доктор Уотсон, — запричитала она, захлопывая дверь и тем самым заглушая уличный шум. — Господи, а какие глаза-то у вас красные! — Она ласково усмехнулась. — Никогда я не привыкну к тому, как вы с мистером Холмсом исчезаете на Бог весть сколько дней, когда ведёте расследование, а я сиди тут и думай, скоро ли увижу вас снова, — если вообще увижу. А уж как я надеялась, что мистер Холмс вернётся вместе с вами.
— Он очень скоро вернётся, — заверил я нашу домохозяйку.
— Вот и слава Богу. Тут в последнее время прямо какой-то цирк. От посетителей отбою нет. То полиция, то брат мистера Холмса, то клиенты один за другим, то какие-то странные типы, которые не хотели сказать, зачем пришли, — и всем им нужен мистер Холмс.
— Не надо больше волноваться. Мы вернулись.
— Да, вернулись, — подтвердил голос с верхней площадки лестницы.
Мы с миссис Хадсон разом обернулись: там, прямо перед нами, частично скрытый в тени, стоял Шерлок Холмс. Потом он спустился к нам — на лице улыбка от уха до уха.
— Ох, уж вечно вы с вашими выкрутасами, мистер Холмс. Да как же вы туда попали?
— Через чёрный ход. — В глазах Холмса блеснул озорной огонёк.
— У нас нет чёрного хода, — заметила наша домохозяйка.
— Ну, скажем так: я использовал своё умение лазать по водосточным трубам и открывать запертые окна.
— Господи, мистер Холмс. Вы там ничего не попортили?
— Ничего существенного.
Миссис Хадсон неодобрительно щёлкнула языком, однако на лице её играла счастливая улыбка.
— Оно, надо думать, потому, что вы опять что-то расследуете.
— Да, как обычно. А теперь, миссис Хадсон, возвращайтесь, пожалуйста, к себе, потому что к нам в любой момент может явиться довольно неприятный посетитель — и мы с Уотсоном вынуждены будем обойтись с ним не слишком любезно. А, вот, видимо, и он.
Холмса оборвал громкий стук.
— Ступайте, ступайте, — проговорил мой друг, мягко выпроваживая миссис Хадсон в её гостиную.
— Делайте что хотите, только фарфор мой не перебейте, — попросила она в слабой надежде и скрылась за своей дверью.
Стук повторился, отскакивая от высоких стен прихожей.
— Экий он нетерпеливый, — томно проговорил Холмс, а потом ловким, выверенным движением обернулся ко мне — ласковое выражение стремительно истаивало. — Так, Уотсон, — проговорил он хриплым шёпотом, — если не ошибаюсь, к нам пожаловал Гансон, один из приспешников баронессы, и ему не терпится выяснить, почему вы здесь и где нахожусь я. Впустите его, а я спрячусь с револьвером за дверью.
Настойчивый стук раздался вновь, громче и грубее прежнего.
Я кивнул в знак того, что понял, и крикнул нашему нетерпеливому посетителю:
— Входите!
Холмс проскользнул в угол и распластался у стены, а я отворил дверь. Передо мной стоял высокий светловолосый здоровяк в моряцкой одежде. Я его уже видел. Это был тот самый матрос с причала Христофора.
— Здравствуйте, доктор Уотсон, — произнёс он с холодным высокомерием. Голубые глаза смотрели на меня не мигая.
— Что вам угодно?
— Для начала мне угодно войти.
— С какой целью?
— Я не собираюсь ничего обсуждать через порог, — рявкнул он, выхватывая из-за пояса пистолет и приставляя его к моему животу. — Как, пройдём?
Я шагнул в сторону, пропуская его в дом. Он захлопнул за собой дверь и прислонился к ней. В тот же миг Холмс шагнул ближе и приставил револьвер к голове негодяя.
— Бросьте пистолет, и попрошу без лишних движений. Спусковой крючок у меня чувствительный, да и сам я сегодня на взводе.
Негодяй без лишних слов разжал пальцы.
— А теперь ступайте вслед за Уотсоном в нашу гостиную, и там поболтаем, как вы и просили — только на моих, не на ваших условиях.
Очень было приятно вернуться в нашу гостиную. После жутких событий последних сорока восьми часов обтёрханная, но уютная комнатка показалась мне королевским дворцом. Причём впечатление было такое, будто мы её и не покидали. Всё на своих местах, и даже в камине тихо потрескивает огонь.
Холмс толкнул нашего пленника за порог и приказал сесть у огня, сам же он остался стоять.
— Мне нужно знать ответы на некоторые крайне важные вопросы, Гансон. Где находится ваша хозяйка, баронесса Дюбейк? И где гигантская крыса?
— Вы действительно думаете, что я прямо так вам всё и выложу? — невыразительно откликнулся наш пленник. Голос его звучал будто голос какого-то автомата.
— Мне почему-то кажется, что нам удастся вас переубедить, — ответил Холмс, наводя на него револьвер.
Пленник безрадостно рассмеялся.
— Хотите — стреляйте. Если посмеете.
Я заметил во взгляде Холмса проблеск неуверенности. Я знал, что он не сможет, не станет хладнокровно стрелять в человека — ни чтобы убить, ни чтобы даже ранить. Это противоречило его нравственным принципам, в какой бы отчаянной ситуации мы ни находились.
— Не скажете добровольно, придётся прибегнуть к иным средствам. Например, к гипнозу.
При этих словах нахальную улыбку будто стёрло с физиономии Гансона. Он заёрзал в кресле.
— Да что вы понимаете в гипнозе? — проговорил он, пытаясь придать словам издевательский оттенок.
— Достаточно.
— Тогда вам должно быть известно, что загипнотизированный никогда не откроет вам того, чего открывать не хочет.
— Разумеется. Если не ослабить его волю наркотиками.
— Наркотиками?
— Наркотиками.
Вид у моряка сделался совсем затравленный. Кто бы мог подумать, что Холмс с такой точностью отыщет его ахиллесову пяту — гипноз. Видимо, будучи приближённым баронессы, он знал о силе гипнотического воздействия. Тут до меня вдруг дошло: расширенные зрачки и монотонная речь, а также совершенно безразличное отношение к револьверу Холмса, возможно, свидетельствуют о том, что он уже находится под гипнотическим воздействием и в голову ему вложен приказ не сотрудничать с врагом. Я сразу же понял, что догадка моя верна. Гансон, собственно, был марионеткой в руках баронессы, она управляла им на расстоянии, точно автоматом.
— Не думаете же вы, что я поддамся на ваш шантаж? — рявкнул моряк с неожиданной, но явно напускной бравадой, я же заметил, что из-под его бакенбард по щекам побежали струйки пота. Ему было страшно.
Холмс равнодушно пожал плечами и передал револьвер мне.
— Присмотрите за нашим гостем, Уотсон, а я сделаю необходимые приготовления к «шантажу».
Он шагнул к столику с химикалиями, сбросил сюртук и склонился над батареей пузырьков, каждый из которых был снабжён ярлычком с надписью, сделанной его собственным чётким почерком. На лице его читалась крайняя сосредоточенность.
— Концентрацию возьмём побольше, — пробормотал он себе под нос, доставая шприц для подкожных