— Нисколько не сомневаюсь, что все присутствующие здесь в самом начале сеанса почувствовали дуновение холодного воздуха. Разгадка проста: мошенники оставили окно открытым — только и всего. Что же касается загадочного шёпота, граммофона, который включился сам собой, и плавающего в воздухе рожка, то за все эти фокусы нам надо поблагодарить нашего приятеля. — Холмс кивнул на негра. — В нужный момент он появлялся из-за портьеры, шумел, шептал, запускал граммофон… Полюбуйтесь, он даже надел чёрные перчатки, чтобы его не выдали светлые ладони, когда он держал рожок. Вполне естественно, что во мраке нам казалось, будто рожок висит в воздухе. Я ничего не перепутал?
Негр, поникнув головой, что-то буркнул. Судя по тону, он со всём соглашался.
— Что же касается всего остального… Не буду отрицать, у мистера Хокшоу действительно есть дар имитатора и чревовещателя. Но не более того. Никаких других талантов у него нет. Сэр Роберт, положа руку на сердце признайтесь, голос, что вы услышали, не очень-то был похож на голос вашего сына.
Несчастный отец выглядел одновременно измученным и потрясённым:
— Да… я полагаю… полагаю, мне лишь хотелось, чтобы это был голос Найджела…
— То-то и оно. Именно подобное желание является величайшим подспорьем для шарлатанов вроде Хокшоу.
— Да как вы смеете! — воскликнула миссис Хокшоу, поглаживая голову мужа. — Посмотрите, что вы наделали своей клеветой!
— Нисколько не сомневаюсь, что он быстро оправится, — оборвал её Холмс и, схватив медиума за воротник пиджака, резко рванул его со стола, откинув на спинку кресла.
Изо рта мошенника выскользнул маленький металлический предмет.
— А пока ловля доверчивых пташек закончена.
Я подобрал странный предмет и принялся его рассматривать.
— Занятная штуковина. Птичий манок. Помните щебетание во время сеанса?
— А вы чертовски умны, сэр, — протянул Себастьян Мельмот, раскуривая маленькую чёрную сигару. — Вы оказали нам всем неоценимую услугу.
Отвесив молодому человеку лёгкий поклон, Холмс повернулся к медиуму и его жене, которые, не зная, как себя вести после разоблачения, в отчаянии цеплялись друг за друга.
— Вам я настоятельно рекомендую вернуть все деньги, что вы получили от этих джентльменов, и навсегда покончить с этими спектаклями. Если я хоть раз краем уха услышу, что вы снова взялись за старое и водите людей за нос, я на вас заявлю в полицию. Вы меня поняли?
Супруги, не говоря ни слова, почти одновременно кивнули.
— Да вы, мистер Трелони, и сами устроили здесь отменный спектакль, — весело усмехнулся Мельмот. — Браво!
— На этот раз самих обманщиков обвели вокруг пальца. — холодно улыбнулся мой друг. — Кстати, меня зовут не Амброз Трелони. Я — Шерлок Холмс.
История со спиритическим сеансом имела продолжение. Последний акт этой драмы разыгрался примерно неделю спустя у нас на Бейкер-стрит. Был поздний вечер — тот самый час, когда собираешься уже улечься в постель с хорошей книжкой. Всю вторую половину дня Холмс трудился над книгой об использовании фотографии при расследовании преступлений и пребывал в приятном, расслабленном настроении. Когда он работал, с губ его не сходила лёгкая улыбка, смягчавшая худощавое лицо. Я уже собирался пожелать ему спокойной ночи, как вдруг внизу кто-то позвонил в дверь.
— Для гостей слишком поздно. Значит, клиент, — озвучил Холмс мою мысль.
Несколько мгновений спустя к нам тихо постучали. На пороге стоял Себастьян Мельмот. Он был одет примерно так же, как и во время спиритического сеанса. В руке он сжимал бутылку шампанского. Холмс предложил ему сесть.
— Прошу прощения за столь поздний визит… Дело в том, мистер Холмс, что я уже давно собираюсь к вам заглянуть, но случай представился только сейчас.
Мой друг опустился в кресло и, сложив ладони, прижал их к губам.
— Вы меня заинтриговали, — с ленцой промолвил он.
Мельмот, практически не обращая на меня внимания, воздел бутылку шампанского в воздух так, словно это был его трофей:
— Это вам, мистер Холмс. Маленький подарок. В знак моей признательности. — Он поставил бутылку на пол у ног Холмса.
Мой друг изогнул бровь в немом вопросе.
— За то, что разоблачили этого негодяя, Хокшоу. Я слышал о нём массу лестных отзывов и потому искренне полагал, что наконец мне удалось отыскать настоящего медиума.
— Осмелюсь заметить, господин Мельмот, что ваша признательность излишня. Вы не бедствуете, родных и близких не теряли и вряд ли извлекли особую пользу из того небольшого спектакля, что я устроил в «Порубежном доме».
Ледяные глаза Мельмота загадочно сверкнули. Он подался вперёд. Игра теней придавала его юному лицу что-то демоническое.
— Вы совершенно правы, мистер Холмс, я не бедствую, и деньги для меня значат мало. Вы не ошиблись и в другом: в последнее время мне не доводилось терять родных. И всё же я более чем серьёзно отношусь к своим изысканиям, а вы весьма успешно продемонстрировали мне, что одно из направлений, которое я рассматривал как весьма перспективное, на самом деле не заслуживает моего внимания.
— Позвольте спросить, а что именно вы изучаете? — промолвил я, более не в силах сдерживать своё любопытство.
Мельмот посмотрел на меня так, будто только что заметил моё присутствие.
— Я изучаю смерть, — тихо ответил он. — Жизнь после жизни.
Недоумение, проступившее на моём лице, вынудило его пояснить:
— Видите ли, доктор Уотсон, я учёный нового времени. Смерть — средневековая загадка, которую можно и должно разгадать. Я не верю, что мы всю жизнь рвём жилы только для того, чтобы после смерти сгинуть, уйдя в небытие. Там, за порогом, что-то есть. Должно быть. Точно так же, как Оливер Лодж[1] и ему подобные я считаю, что жизнь — это только начало, отправная точка. Я говорю не о рае Священного Писания, не о сказочных краях где-то там, на небесах, но о двери, миновав которую мы становимся бессмертными.
Мельмот распалил сам себя. Щёки его полыхали, на скулах играли желваки. Вскочив, он раскинул руки в стороны:
— Прогуляйтесь по Ист-Энду, джентльмены. Что вы увидите? Нищету, страдания, вырождение. Люди, обитающие там, живут в грязи и мерзости, ведут себя как животные. Это что, и есть жизнь? Да будет вам, джентльмены, там за порогом смерти наверняка что-то есть. И есть ключ. Ключ, который откроет главный секрет. Вы, Холмс, боретесь с болезнями общества, вы, доктор, врачуете телесные недуги. Пусть так, но меня интересует нечто иное, куда более важное.
— И вы полагаете, что вам под силу изменить естественное положение вещей, предопределённое самой природой? — спросил Холмс.
— То, что вы называете естественным, считают таковым исключительно в силу неведения, — покачал головой Мельмот. — Смерть естественна, окончание нашего существования — нет. Да, люди наивные искренне полагают, что похороны — конец всему. Почему они так считают? Да потому, что никто никогда не ставил это под сомнение! Человечество до сих пор сидело бы в пещерах, если бы не они — сомневающиеся, те, кто не желает принимать существующее положение вещей как данность и постоянно раздвигает горизонты познания. Я не верю, что смерть — это конец. Её тайной можно овладеть, и это непременно случится. — Неожиданно молодой человек оборвал себя, будто бы испугавшись, что сболтнул нам лишнее. Его лицо расплылось в широкой неприятной улыбке. Тихим, свистящим шёпотом он прошипел, словно змея: — И уж поверьте мне, джентльмены, я прав. На этой фразе он низко, по-театральному поклонился и выскользнул из комнаты.
— Он безумен, — промолвил я, вслушиваясь в звуки шагов, доносившиеся до нас с лестницы.
— Боюсь, всё далеко не так просто, Уотсон, — отозвался Холмс и задумчиво воззрился на каминную
