дверцу и не оставляя Стерлингу другого выбора, кроме как забраться на заднее.
— У меня ноги длиннее, — сказал он и с силой толкнул коленями спинку ее кресла — Джастина взвизгнула. — Мне нужно больше места. Так что до конца каникул переднее сидение мое.
— У тебя есть своя машина, — напоминал ему сестра, а потом вдруг просияла: — Ты сможешь покатать меня. Папа всегда слишком занят, но ты ведь отвезешь меня к Синди и Лоре?
Стерлинг очень хорошо помнил эту парочку. У обеих была тенденция смотреть на него, заливаться румянцем и хихикать, прикрывая рот руками, переглядываясь и пихаясь. Они почти пугали его, и Стерлинг порой не мог отличить одну от другой, хотя родственницами они не были.
— Я не против возить тебя, но эти ужасные двойняшки к моей машине ни ногой, ясно?
— Мам! Скажи ему, чтобы не называл их так. И что он должен быть со мной милым.
Одри вздохнула и вывернула на главную дорогу.
— В следующий раз, когда я подумаю, что соскучилась, вспомню этот момент.
— Но тебе же нравится, — сказал Стерлинг. Он знал, что это правда; это он любил больше всего — когда они были втроем. В детстве — лет в тринадцать или четырнадцать — он мечтал о том, чтобы отец попал в аварию или просто уехал и не вернулся, чтобы они могли всегда быть только втроем. Хотя едва ли такое могло произойти, и теперь он понимал, что и не произойдет, потому что по абсолютно необъяснимым причинам мать любила отца.
Вряд ли он когда-нибудь поймет за что.
Он наклонился и дернул Джастину за волосы, небольно.
— Я буду с тобой таким милым — ты решишь, что я не твой брат.
— Ну это уже перебор, по-моему. Купи мне мороженое, и будем считать, что мы квиты. — Джастина бросила что-то через плечо, чуть не попав Стерлингу в лицо. — Вот, возьми жвачку.
— Боже, предупреждай в следующий раз, я мог остаться без глаза.
Мать повернулась и посмотрела на них.
— Это все очень весело, пока кто-нибудь в самом деле не лишится глаза, так что давайте поаккуратнее, ладно?
— К тому же папа взбесится, если непредвиденная поездка в травмпункт нарушит его планы относительно вечеринки, — заметила Джастина, и Стерлинг назвал ее тайной фанаткой «
К тому времени когда они добрались до дома, Стерлинг чувствовал напряжение из-за предстоящей встречи с отцом и в то же время странное спокойствие из-за того, что все это было очень знакомо. Это его дом; он забирался на это дерево, учился подавать мячи на этой лужайке, сейчас присыпанной снегом, на этом самом газоне, который не раз подстригал. У Уильяма Бейкера имелся садовник, но он считал, что у сына должны быть домашние обязанности, чтобы воспитывать в нем характер. Стерлинг не возражал; лужайка была такой огромной, что единственный способ подстричь ее целиком — это верхом на газонокосилке, он любил вместо ровных полос выделывать на ней кривые загогулины.
К его облегчению, машина отца стояла перед домом — раз он не поставил ее в гараж, значит, просто заглянул ненадолго, прежде чем опять уехать на какую-нибудь встречу, деловой обед, или что-нибудь еще, что благоприятно скажется на его репутации и банковском счете. Стерлинг не знал, что для отца важнее — хотя какая разница, если семья все равно на третьем месте.
— Папа не останется? — спросил он.
Одри покачала головой и припарковала машину.
— У него деловой обед. — По крайней мере она перестала убеждать Стерлинга, что отец
Едва сдержавшись, чтобы не сказать «Здорово», Стерлинг покатил чемодан к крыльцу и поднял по ступенькам.
Широкая витая лестница была щедро и со вкусом украшена ветками сосны и крошечными золотистыми бантиками; в воздухе стоял пьянящий запах пряностей и имбирного хлеба. Посреди холла возвышалась огромная ель, сверкая гирляндами и игрушками, но не сделанными вручную Стерлингом и Джастиной. Украшения менялись каждый год; в этом мать увлеклась викторианским стилем, очень консервативным; а в прошлом все переливалось белыми, серебристыми и голубыми цветами. Стерлинг как раз мучился от похмелья, но не мог признаться в этом, и поэтому был вынужден сидеть спиной к ели, пока открывал бесполезные — а если их выбирал отец, еще и ненужные — подарки.
Он отнес чемодан в свою комнату, принял душ, а потом, надеясь, что возился достаточно, чтобы отцу хватило времени уехать, пошел вниз.
Удача оказалась не на его стороне. Уильям уже в выходном костюме стоял у подножия лестницы, нетерпеливо поглядывая не часы. Высокий, сильный, красивый, светлые волосы на висках посеребрила седина, взгляд голубых глаз внимательный и холодный, как и сам он.
— Вот ты где, — сказал отец вместо приветствия.
У Стерлинга неприятно похолодело внутри; давно пора было запомнить, что глупо ждать, что отец изменится.
— Вот он я, — сказал он. — Как бизнес?
Иногда этим вопросом отца удавалось отвлечь, но сегодня, видимо, был не его день.
— Отлично, как и всегда, — ответил Уильям. — А твои оценки?
Конечно, он никогда не спрашивал: «Как ты?» или «Надеюсь, у тебя все хорошо?».
— Одни пятерки, — сообщил ему Стерлинг, радуясь, что это правда. — Я ведь не хочу запятнать блестящее имя Бейкеров.
— Нет, ты нашел несметное число других способов это сделать. — Уильям вздохнул и снова посмотрел на часы. — Я опаздываю из-за того, что ждал тебя. Мне пора. Вернусь около одиннадцати… тогда и поговорим.
«Ни за что, если это будет зависеть от меня», — подумал Стерлинг, но все равно кивнул, потому что в холле появилась мать, чтобы поцеловать отца на прощание.
— Не забывай есть овощи, — пожурила она Уильяма, и на какое-то мгновение его лицо смягчилось.
— Съем все, что будет на моей тарелке, обещаю. Если там окажется что-нибудь зеленое, так тому и быть. — Уильям нежно похлопал жену по щеке — и от этого жеста у Стерлинга екнуло сердце. Оуэн часто так делал, обхватывал его лицо ладонью, гладя по щеке… Боже, он уже скучал, ограниченность этой жизни так не походила на то, что было у него в колледже. Здесь он был ненастоящим, насквозь фальшивым для отца, обманывал друзей, никому не говорил, кто он есть.
Нет, он, конечно, не собирался делиться с кем-нибудь подробностями отношений с Оуэном, но не потому что стыдился, а потому что мысль, что у них есть что-то на двоих, что-то личное — интимное — была приятной. Из разговоров с Оуэном и Алексом он знал, что мало кто из членов клуба обсуждает это за пределами своего круга.
Стерлинг никогда не был масоном, как отец, но он понимал, что такое преданность единомышленникам.
Однако необходимость изображать натурала перед всеми, кто появлялся в этом доме во время каникул… ужасно бесила. Сейчас мало кого можно было удивить нетрадиционной ориентацией, но разве отцу это объяснишь?
Он спустился по лестнице, собираясь перехватить что-нибудь на кухне. Уильям развернулся, даже не посмотрев на него, но Одри тронула мужа за плечо, в ее глазах стояла мольба, тот замер и оглянулся на Стерлинга.
— Хорошо, что приехал, сынок.
Слова прозвучали чопорно и неестественно, но лицо Одри просияло от облегчения и удовольствия, и ради нее Стерлинг подошел к отцу, чтобы пожать ему руку, коротко и равнодушно.
Никаких объятий; Уильям Бейкер не обнимался с мужчинами — даже с единственным сыном.
Дверь закрылась, и Одри тепло обняла сына, погладив его по спине.
— Спасибо, — прошептала она. Отодвинувшись, она откинула волосы с его лица и улыбнулась. — Я знаю, с твоим отцом иногда трудно, но он тебя любит.
