Привяжи меня

набить.

— Как насчет позднего завтрака? На Форрест есть местечко, где по воскресеньям фуршет, а их вафли чертовски хороши. — Он изобразил руками форму. — Я беру штук пять и выкладываю на них слоями свежие фрукты, взбитые сливки, кленовый сироп… очень много сиропа…

— Ну не знаю, мистер Сойер, — протянул Стерлинг, сделав ударение на слове «мистер». — Вам не кажется, что это подозрительно похоже на свидание? — И он отскочил от кровати, прежде чем Оуэн смог отвесить заслуженный шлепок по голой заднице. — Конечно… поздний завтрак звучит здорово.

В кафе было многолюдно, как и обычно по воскресеньям. Родители, навещавшие детей в колледже, тоже любили в это время посидеть за чашечкой кофе, наверное, потому что им нравилось смотреть, как их дети уминают дневную порцию еды в один присест. Место было приятное, однако не настолько, чтобы надевать парадную одежду… хотя Оуэн все равно нацепил костюм. Он понимал, что вполне может встретить одного — или больше — из своих студентов, настоящих или бывших, но решил, что лучше не думать о том, как кто-то там посмотрит на то, что он завтракает со Стерлингом.

Они заняли столик, заказали кофе и пошли к фуршетным стойкам. Оуэн расхохотался, когда, вернувшись к их столику, увидел на тарелке Стерлинга небольшую гору еды.

— Ты действительно сможешь все это съесть?

Стерлинг ответил не сразу, потому что как раз сунул в рот огромный кусок блинчика с беконом. Он дожевал, проглотил и наконец сказал:

— Эээ, да? А может, и еще возьму. Поверьте, у меня замечательный метаболизм.

— Я же видел, как ты бегаешь, так что думаю, тебе известно, как оставаться в форме. — Оуэн усилием воли заставил себя сперва съесть клубничину. Она истекала сиропом, так что едва ли в нем можно было заподозрить сторонника здорового питания, но следующий за ней кусочек золотистой вафли, хрустящей снаружи и мягкой внутри, так покажется еще вкуснее. — Я плачу, — добавил Оуэн, желая прояснить это как можно скорее. — Считай завтрак чаевыми за проделанную вчера работу.

— Совсем необязательно… — начал Стерлинга, немного чересчур заинтересованно изучая свою тарелку, словно пытаясь удержаться от того, чтобы сказать что-то, что не стоило бы говорить.

— Да, необязательно, — согласился Оуэн. — Я заплатил тебе столько, сколько и обещал, и не должен давать больше… но мне хочется. — Он подцепил вилкой кусочек грейпфрута с тарелки Стерлинга и — тот успел лишь возмущенно охнуть, — закинул его в рот. Прожевав и проглотив грейпфрут, Оуэн сказал: — Если тебе станет от этого легче, на следующее свидание мы можем пойти в кино, и ты купишь попкорн. Вполне возможно, что получится даже дороже завтрака, если ты еще и угостишь меня газировкой.

Стерлинг улыбнулся.

— Значит, это все-таки свидание.

— Я никогда этого не отрицал, — заметил Оуэн.

— Но и что это оно, не говорили. — Стерлинг сделал глоток кофе, сверкая глазами над ободком чашки. — И тогда за кино тоже плачу я. Если, конечно, нам удастся договориться о том, на что пойдем.

— Это может оказаться проблемой, — согласился Оуэн. — Но мы всегда можем пойти на разные фильмы и встретиться в фойе.

— Если вы будете сидеть в другом зале, я не смогу держать вас за руку.

— О, так, значит, это свидание из таких? Ну тогда все равно на что идти, — парировал Оуэн, — потому что мы вряд ли будем что-то смотреть.

Взгляд Стерлинга метнулся к левой руке Оуэна, лежащей на столе рядом с тарелкой, а потом он откинулся на спинку стула.

— Мне очень хотелось бы подержать вас за руку. Когда я закончу колледж, вы позволите?

— Не думаю, что небо обрушится нам на головы, — сказал Оуэн. — Может, кто-нибудь и бросит на нас парочку косых взглядов или начнет шептаться, но я это переживу. — Он мог бы, конечно, заявить, что не любитель романтических жестов, но это было бы так же бессмысленно жестоко, как сказать ребенку, что Санта Клауса не существует. Стерлинг, несмотря на всю видимую уверенность в себе и напускную храбрость, в чем-то оставался очень уязвимым.

Оуэн решительно, не глядя, не видит ли кто, протянул руку и позволил Стерлингу подержать его пальцы, прежде чем, виновато улыбнувшись, забрать ладонь.

— Не могу резать вафли одной рукой.

— И правда. — Стерлинг запихнул в рот еще один такой же огромный кусок омлета с колбасой и стал жевать, откинувшись на стуле.

«Очень красивый мальчик, — подумал Оуэн, — из тех, что, даже состарившись, остаются красивыми».

— А вы… может быть, через пару лет или позже… вы захотите с ними познакомиться? С мамой и сестрой.

Оуэн сделал глоток кофе, чтобы потянуть время. Через пару лет? Да Стерлинг не только ест большими кусками…

— Да, я бы хотел с ними познакомиться, — наконец сказал он. — Я так полагаю, они будут здесь на твой выпускной?

— Боже, я даже не подумал об этом, — простонал Стерлинг. — Не знаю. Может, мне повезет, и отцу срочно придется уехать по каким-нибудь делам, или еще куда. Если вы с ним встретитесь, то не захотите больше иметь со мной дела.

— Я уже знаю, что он идиот, — сказал Оуэн. — Это не изменило того, как я к тебе отношусь, так что не представляю, с какой стати нашей встрече что-то менять. — Он пожал плечами. — Хотя не могу сказать, что горю желанием с ним познакомиться. Быть с ним вежливым может оказаться трудно, а грубым… боюсь, декану это не понравится. — Он осторожно ткнул носком туфли лодыжку Стерлинга. — Давай сменим тему, пока не заработали несварение. Я уже достаточно хорошо себя чувствую, чтобы продолжить разбирать завалы, но мне нужно сперва кое-что сделать, не хочу начинать работу, чтобы бросить ее через час. Тебя подвезти до общежития?

Стерлинг покачал головой и едва заметно надулся.

— Нет, я останусь. Я могу помочь, если нужно. Или просто побыть с вами.

— Это не… — Оуэн помедлил, он не привык делиться чем-то столь личным. — С этим мне помощь не нужна, обычно я езжу один, но это не займет много времени, и думаю… — Он замолчал, потому что предложение становилось чересчур длинным и запутанным, не в первый раз задумавшись, как Стерлингу удается сломить его сопротивление надутыми губами или несчастным взглядом. — Сегодня годовщина гибели моих родителей. Я не религиозен и не могу сказать, что думаю, что они продолжают жить где-то там, хотя часть меня хочет в это верить, но я отвожу цветы на их могилу и просто… вспоминаю их. — Розовые розы для матери и что-нибудь броское — отцу, что-нибудь яркое и солнечное. — Я пойму, если ты не захочешь ехать; кладбище — не самое веселое место.

Хотя ему там нравилось, он любил немного побродить по заросшим дорожкам. Старые надгробия с датами прошлых веков, стершиеся от времени надписи на могильных камнях, старомодные имена, безжалостно короткие сроки жизни.

Когда Оуэн поднял глаза, Стерлинг уже отложил вилку, словно забыв о еде на своей тарелке — хотя осталось там не так уж и много.

— Я бы хотел поехать с вами. Я пойду куда угодно, если вы меня попросите, но не только поэтому. Я… не знаю, как лучше выразиться… для меня честь, да, пожалуй именно так, что вы разрешите мне поехать с вами.

Можно было бы небрежно усмехнуться в ответ, и Оуэн по привычке чуть не сделал этого… но притворяться, что слова Стерлинга его не тронули, было бы по меньшей мере лицемерием. Он никогда не лгал сабам или друзьям, а Стерлинг был и тем, и другим и заслуживал серьезного ответа.

— Если они в самом деле знают, что я рядом, что вспоминаю их, если только это возможно, думаю, они были бы рады увидеть тебя рядом со мной. — Он посмотрел в глаза Стерлингу. — Они были бы рады, что я счастлив.

Стерлинг ответил на его взгляд, в его глазах читалось медленное осознание того, что только что сказал Оуэн.

— Вы… вы этого заслуживаете, — наконец сказал он. — Я хочу, чтобы вы были счастливы. Хочу,