заговорил без разрешения, но он ошибался, так же как и насчет сцены в клубе. Со своим грузилом и цепочкой Оуэн зашел чуть дальше обычного, но на самом деле он просто расширил границы того, что они уже делали раньше, а шлепки были несильными.
Молчать же, когда ему
— А сейчас ты перестанешь бороться с этим, — сказал Оуэн. — Если бы ты сопротивлялся, когда я тебя шлепаю, мне бы это не понравилось, и мне не нравится, как ты реагируешь сейчас. Прими это. Признай. Ты совершил ошибку, и тебя за это наказывают, так же как ты будешь наказан за свою обмолвку перед душем.
Полотенце упало на колени Стерлинга.
— Но это может подождать, пока
От звука льющейся в душе воды Стерлинг возбудился еще сильнее, представляя, как Оуэн раздевается. Он пошел в спальню, быстро отыскал нужные вещи, принес их в ванную и аккуратно сложил на краю раковины, прежде чем встать на колени. Оуэн сказал
Встав на колени, Стерлинг сумел кое-как успокоиться, найти то место, где нужно было лишь существовать, не беспокоясь о том, что происходит или еще только произойдет. Это оказалось славное место, особенно когда Оуэн — пусть видно сквозь стеклянную дверь было и расплывчато, но все же различимо, — начал дрочить.
Этого нельзя было не
Он молча ждал, пока Оуэн закончит и выйдет.
Дверь душевой открылась. Кожа Оуэна раскраснелась от горячей воды, все тело было в каплях, тело, которое Стерлинг видел и к которому прикасался, но не достаточно. Каштановые завитки на груди потемнели, прилипли к коже, взгляд Стерлинга скользнул к члену, все еще полувозбужденному. Ему хотелось проползти те несколько шагов, что их разделяли, и лизнуть головку, взять член в рот и снова сделать твердым. Хотелось почувствовать вкус Оуэна, пусть и едва заметный, на языке, даже если это единственное, что он может получить, пока не закончится это бесконечное ожидание.
Оуэн громко откашлялся, напоминая Стерлингу о его обязанностях, и он потянулся к полотенцу и сорвал его с вешалки. Он не знал, за что браться, но поскольку и так стоял на коленях, решил приступить снизу. Зажав полотенце в одной руке, он, не поднимая головы, подполз к Оуэну и стал вытирать его ноги. Он начинал получать удовольствие от этого — ухаживать за Оуэном, исполняя все его желания. Так близко он мог видеть волоски на его ногах и изредка попадающиеся веснушки, вдыхать запах чистой влажной кожи и иногда, если полотенце соскальзывало, дотрагиваться до нее.
Хотелось коснуться ее губами, но можно ли? Он не знал и не мог спросить. Его одолевала неудовлетворенность, едва слышно всхлипнув, он поцеловал Оуэна под коленом и умоляюще потерся щекой о теплую кожу.
Оуэн протянул руку и потрепал его по голове; но Стерлинг решил, что это просто нежность, а не одобрение, и скрупулезно продолжил работу. Вытер колени Оуэна, бедра, лишь бегло промокнув полотенцем член, а потом встал, сосредоточившись на груди и руках Оуэна.
Он жалел, что не может делать это каждый раз, когда тот принимает душ. Это все равно что давать ему что-то в ответ, самую малость в обмен на все, что Оуэн сделал для него.
Задержавшись на его волосах, коротких и вряд ли нуждающихся в такой тщательной сушке, Стерлинг вдохнул запах его шампуня. Прикасаться к Оуэну подобным образом казалось ему такой привилегией, что он чувствовал что-то сродни благоговению и осознавал, что глаза его широко распахнуты, а губы слегка приоткрыты.
— Ты заставляешь меня жалеть, что дни, когда у каждого джентльмена был камердинер, прошли, — заметил Оуэн, голос его звучал уже не так сурово, как перед душем. Стерлинг задумался, отчего это: оттого что Оуэн наконец кончил или благодаря его усилиям угодить, и решил, что скорее второе.
Он положил влажное полотенце в плетеную корзину для белья в углу комнаты и повернулся, собираясь снова опуститься на колени.
— Еще не так уж поздно, но такое ощущение, что день был очень долгим, — сказал Оуэн, прикрыв рукой зевок. — Осталось решить последний вопрос, и спать.
Последний вопрос, который требовал решения, это его недавняя оговорка — и Стерлинг стал в волнении кусать губу, ожидая, когда Оуэн скажет, что задумал.
— Перестань, — приказал тот, и Стерлинг почему-то почувствовал себя виноватым. Это же его губа, в конце концов, но даже если бы ему было позволено говорить, он бы не стал указывать Оуэну на этот факт. — Ты заговорил без разрешения, потому что хотел быть со мной. Это лестно, и желание взаимно, но это тебя не извиняет. — Какое-то мгновение Оуэн молча смотрел на него.
— Можешь спать в комнате для гостей или в моей на полу. Это не проверка и не способ что-то мне доказать. Если выберешь ту, что для гостей… — Стерлинг твердо покачал головой, его выбор был сделан еще до того, как Оуэн закончил предложение. Он в любом случае предпочел бы возможность быть рядом с Оуэном удобству, к тому же было что-то волнующее в том, чтобы спать, свернувшись у постели Оуэна, как домашний любимец.
— Хорошо. — Оуэн махнул рукой на раковину. — Чисть зубы и делай свои дела, а потом ложись.
Пол в спальне Оуэна едва ли был тверже, чем в любой другой, но пока Стерлинг лежал, уставившись в стену, казалось, что ему никогда еще не было так неудобно. Он не мог лежать на животе, да и не стал бы, если уж на то пошло — соски слишком болели, — и он не мог лежать на спине из-за саднящей задницы. На боку у него тут же начинало затекать бедро, но это было единственное более менее терпимое положение, и он не собирался жаловаться, даже про себя.
В темноте спальни прошелестел вздох.
— Ты ужасно беспокойный. — Скрипнула кровать, а потом дверь стенного шкафа. Что-то мягкое и тяжелое накрыло Стерлинга мгновение спустя — плед, судя по всему. — А теперь спи, — тихо добавил Оуэн без особого раздражения в голосе, и Стерлинг позволил себе улыбнуться, прежде чем завернуться в плед.
Глава Десять
Оуэн проснулся, смутно осознавая, что что-то не так, настойчивая боль сдавила виски. Секунд позже в ванной спустили воду, открылся кран, потом закрылся, и в комнату вошел Стерлинг, испуганно посмотрел на Оуэна и виновато пожал плечами.
— Тебе не нужно разрешение, чтобы воспользоваться туалетом, — сварливо напомнил Оуэн.
Стерлинг нахмурился, встревоженно посмотрел на него и вскинул бровь.
— И можешь перестать играть в шарады и забираться в постель, — сказал ему Оуэн. — Я не готов сейчас вставать и не хочу быть один. — Головная боль наверняка из-за перенапряжения, учитывая вчерашнее, и сейчас ему хотелось одного — закрыть глаза и заснуть под теплым боком Стерлинга, понадеявшись, что когда он снова проснется, ему станет лучше, или может, что этот чертов день закончится.
На самом деле он, конечно, сомневался, что такое произойдет, но попробовать стоило.
Стерлинг скользнул в кровать поближе к нему.