— Мне за это время редко представлялась возможность основательно обследовать леди Регмонт. Она очень сдержанная. Я склонен даже считать, что слишком скрытная и молчаливая. К тому же, как я заметил, склонна к меланхолии. Ее скверное настроение сказывается на физическом здоровье в гораздо большей степени, чем мы думаем.
Нижняя губа Джессики задрожала, она с трудом подавила слезы, готовые пролиться потоком, и кивнула.
Жизнь. Такая хрупкая. Такая бесценная. И такая короткая.
Доктор принял оплату своих услуг и удалился.
Джесс вошла в спальню сестры и присела на край ее кровати. Она всматривалась в лицо Эстер, испуганная болезненной бледностью ее некогда сиявшей здоровьем кожи.
Эстер посмотрела на нее со слабой улыбкой:
— Ты кажешься такой серьезной. Все не так мрачно. Я просто устала, и по утрам меня мучила сильная тошнота, но теперь она прошла.
— Послушай меня, — сказала Джесс, голос у нее был тихий и сердитый, — я уже превысила предел бдения возле постели умирающих.
— Верно, — сухо отозвалась Эстер.
— Это для меня слишком. И если ты вообразила, что я смогу выдержать это снова, то жестоко ошиблась. — Джессика взяла ее за руку, чтобы смягчить жестокость своих слов. — Мой племянник или племянница изо всех сил предпринимают усилия вырасти в твоем чреве, и ты, черт возьми, должна им помочь.
— Джесс… — В глазах Эстер появились слезы. — Я не такая сильная, как ты.
— Сильная? Я не сильная. Я слишком много пью, потому что это способ забыться. Я отослала любимого человека, ибо в ужасе от мысли, что когда-нибудь он захочет избавиться от меня, а я этого не вынесу. На судне Алистера оказался моряк, издевавшийся над ребенком, и когда я за него вступилась, то мне стало так скверно, что я испугалась, что потеряю сознание, меня стошнит или я иначе унижу себя. Я слабая и полна недостатков и совершенно неспособна смотреть, как ты уходишь. Поэтому я не стану больше слушать твои оправдания. Ты будешь есть и пить все, что я стану тебе предлагать, и через несколько месяцев вознаградишь нас обеих, родив здорового младенца, чтобы мы могли его любить и баловать.
В зеленых глазах Эстер вспыхнула искра раздражения.
— Как скажешь, — сказала она сердито.
Джесс сочла добрым знаком проявление темперамента. Она приняла близко к сердцу этот урок: жизнь и счастье слишком дороги, чтобы пренебрегать ими. Джессика решила, что предоставит Алистеру время, необходимое, чтобы решить свои дела, но не собиралась отпустить его без боя. Если бы понадобилось запереть его, его мать и Мастерсона в комнате, чтобы они выяснили отношения и пришли к согласию, то она была готова и на это.
Она поцеловала Эстер в лоб и отправилась побеседовать с кухаркой.
Майкл вошел в кабинет Алистера и нашел друга корпящим над планом развития новой системы ирригации.
— Ты выглядишь ужасно, — сказал Майкл, заметив щетину на его лице, отросшую за день и затенившую подбородок и щеки Алистера, а также складки на его рубашке. — И почему ты здесь вместо того, чтобы пребывать в доме Мастерсона?
Алистер поднял глаза:
— Ничто на свете неспособно побудить меня поселиться под одной кровлей с Мастерсоном.
— Я предвидел твой ответ.
— Так зачем спрашивать?
— Чтобы осложнить твое состояние.
С громким вздохом, подозрительно похожим на рычание, Алистер выпрямился и провел рукой по волосам. Майкл слишком хорошо знал, насколько тяжелы должны быть первые месяцы, связанные с новым положением друга. Только через полтора года после смерти Бенедикта он начал чувствовать себя в своей тарелке.
— У меня и без тебя скверное настроение.
— У тебя возникнут еще большие трудности, как только ты выйдешь из уединения и появишься на людях. В желтых листках говорится, что на ярмарке невест ты заменил меня в качестве желанного жениха, и за это я буду тебе вечно признателен.
— Я не холостяк.
— Но ты ведь не женат, — сухо заметил Майкл. — А это и значит, что ты холостяк.
— Я с этим не согласен.
— Значит, ты все еще намерен взять в жены Джессику?
— Она уже моя. — Алистер надменно и дерзко пожал плечом. — Все остальное всего лишь формальность.
— Надеюсь, ты не хочешь намекнуть на то, что позволил себе с ней неподобающие вольности.
Эта мысль пришлась Майклу не по вкусу. Джессика все же была вдовой его брата. Она была членом его семьи и другом. Она любила его брата и дала ему огромное счастье. А когда Бенедикт заболел чахоткой, она до самого конца оставалась возле его постели. Джессика сторонилась светского общества и светских увеселений ради того, чтобы ухаживать за Бенедиктом и развлекать его в те дни, когда он был склонен к развлечениям. За ее заботу и внимание к его брату Майкл готов был защищать ее самое и ее интересы до конца своих дней.
Барабаня пальцами по подлокотникам кресла, Алистер, прищурившись, смотрел на Майкла.
— Мои отношения с Джесс никого не касаются.
— Если твои намерения честны, почему бы тебе не сделать оглашение?
— Если бы решения принимал я один, мы бы уже обвенчались и жили под одной крышей. Джессика — источник промедления, а причины его я не вполне понимаю. Она ведет себя так, будто что-то может умалить мои чувства к ней.
— Что ты имеешь в виду?
— Она считает, будто мой брак с юной девицей, способной дать потомство, наилучшим образом отвечает интересам наследника Мастерсона. Или имеет в виду желание продолжить мой род, которое может появиться в будущем.
— Но все это разумные аргументы.
— Сколько я помню себя, я всегда был безумно влюблен в нее. Пока что это чувство пересиливает все остальное, и я не предвижу никаких перемен в нем.
— Если не считать бесчисленных женщин на твоем счету, — сухо возразил Майкл. — Едва ли я могу припомнить хоть один вечер, когда бы от тебя не пахло недавним сексом и женскими духами.
К удивлению Майкла, скулы и щеки его распутного друга вспыхнули тусклым румянцем.
— Это те, кого ты видел, — ворчливо возразил Алистер. — И что ты о них знаешь или помнишь?
— Прошу меня простить, приятель. Твои божьи коровки меня ничуть не интересуют в отличие от тебя. И насколько припоминаю, я видел каждую не больше одного раза.
— Гм. А ты не заметил, что все они были блондинками? И что у них была бледная кожа и светлые глаза. Но я никогда не встречал женщины с глазами серыми, как надвигающийся шторм, и никогда я не собирался мириться с бледной копией подлинного сокровища. Нет ничего похожего на подлинное произведение искусства, — пробормотал Алистер, и было видно, что его мысли далеко отсюда. — А уж если человеку повезло найти это сокровище, то защищать и лелеять его — удовольствие, и оно становится самым главным в его жизни.
Майкл задумался и помрачнел. Он вздохнул, сознавая, насколько глубоким и всепоглощающим было увлечение Алистера Джессикой. Возможно, его чувство было таким же глубоким, как и его любовь к Эстер.
— Проклятие!
В дверь постучали.
Алистер повернул голову и поднял бровь, что означало немой вопрос.
