но от всей души желал бы ему и его людям поскорее отправиться в джаханнам, где их переоденут из белых одежд в одеяния из смолы. Я не хочу больше слышать о них, и постарайся, чтобы упомянутый фидаин поскорее покинул Эль-Коде.
На другой день после этого разговора Саладин получил новые вести из Аккры — все воинство крестоносцев начало усиленную подготовку к решительному походу на Иерусалим, а Конрад и Ричард горят желанием присутствовать при явлении Святого Огня в отвоеванном ими Гробе Господнем. «Не бывать этому!» — твердо решил султан и принялся укреплять городские стены и устанавливать сильные заставы на дальних подступах к городу. Он отдал приказ нескольким своим полководцам привести под стены Эль-Кодса войска, разбросанные по Идумее, Самарии, Аджлуну и Эль-Аммону. Мечта о том, чтобы повторить триумф Хиттина, все ярче разгоралась в душе доблестного султана.
Тем временем приближалась Пасха, и уже наступила Страстная седмица. Глубокое разочарование постигло Саладина, когда он понял, что Ричард и Конрад так и не решились идти стремительной лавиной, дабы завоевать Иерусалим перед Великой Субботой. Сомнение в истинности знаменитого Огня еще больше запало в его душу, а вместе с сомнением закралась мысль о том, что надо раз и навсегда разоблачить сей фокус, ежегодно устраиваемый назарянами, и тем самым доказать, что Иса ибн-Юсеф не был Сыном Божиим, как уверяют неверные, а явился в мир в качестве одного из величайших пророков и предтечи Мохаммеда. В Страстную Пятницу утром весь храм Гроба Господня был очищен от паломников, коих грубо выталкивали и даже били палками, если они не желали покидать место своего паломничества. Кувуклия и ее преддверие были тщательно осмотрены на предмет того, нет ли там каких-либо хитроумных приспособлений для возжигания пламени. Ничего такого там не оказалось, и даже вату и пучки соломы, которые обычно заранее раскладываются на ложе Гроба, верующие пока еще не успели разложить. Приняв все меры предосторожности и убедившись, что храм пуст, Саладин приказал закрыть двери храма и строго сторожить их до самого полудня Великой Субботы. Вечером того же дня сам Иерусалимский Патриарх явился к султану с просьбой отменить все его приказы и разрешить христианам как обычно приготовиться к приятию Святого Огня.
— Я глубоко почитаю ваш сан, — отвечал Саладин, — но осмеливаюсь отказать вам в вашей просьбе. Если сей Огнь возжигается волеизъявлением пророка Исы, то он будет гореть и без всякой ваты и соломы. Если же это обычное шарлатанство, то мы поможем вам избавиться от данного заблуждения, дабы скорее и легче вы могли постичь великое учение ислама.
На другой день в полдень Саладин явился к дверям храма Господня Гроба и увидел зрелище довольно трогательное — усиленные отряды войск окружали вход, а многочисленная толпа паломников, вопя и плача, старалась оттеснить сарацин от врат святыни. Тем временем, Патриарх со всем своим причтом заканчивал обходить вокруг храма крестным ходом. Увидев Саладина, он, вопреки ожиданиям султана, не сверкнул глазами и не проявил в своем взгляде никакого иного чувства, кроме смирения. Саладин почувствовал, как в душе у него что-то дрогнуло, он подспудно осознал, что поступает неправильно, глупо, пагубно для самого себя, что чудо все-таки произойдет, а он, грозный султан, будет посрамлен. Но почему-то ему претило отменить вдруг свои указы и позволить назарянам свершить таинство так же, как они свершали его каждый год.
Патриарх и весь его причт остановились у одной из стен храма чуть поодаль от двери и стали молиться. Двое из епископов заплакали, остальные выказывали завидную стойкость и смирение. Толпа, негодующая у входа, стала медленно успокаиваться — пример Патриарха оказывал на паломников несомненное воздействие. По приказу Саладина, стража образовала коридор, по которому султан мог пройти к дверям храма. Везирь Мирое Шаро с лязгом открыл замок и распахнул двери. В тот же миг ослепительное полуденное солнце, горячими волнами льющееся с неба, стало меркнуть, все невольно обратили свои взоры вверх и увидели черную тучу, неведомо откуда набежавшую и накрывшую собой светило; мощное холодное дыхание волной скатилось на головы присутствующих, и почувствовав его, Саладин остановился в пяти шагах от дверей храма. Ему стало жутко, сердце забилось в тревоге, во рту пересохло. Он сказал, обращаясь к везирю Мирое Шаро:
— Возьми пучок свечей и ступай в Кувуклию. Как только вспыхнет Огонь, зажги им свечи и как можно быстрее неси их сюда. Постой, возьми, на всякий случай, двух людей.
Везирь Мирое Шаро, один из тех, кому Саладин доверял почти как самому себе, исполняя приказ своего господина, с пучком свечей и в сопровождении двух воинов исчез во мраке храма Гроба Господня. Тем временем на улице перед храмом сделалось еще темнее. Саладин вновь посмотрел на небо — черная туча поглотила солнце и замерла, будто вознамерившись переварить светило в собственной черной утробе. Толпа паломников окончательно перестала галдеть и наседать на стражу. Следуя примеру Патриарха, все христиане молились, и лишь некоторые из них, громко всхлипывая, плакали. Везирь Музгар Али, стоя за спиной своего господина, промолвил:
— Мой повелитель, двадцать пять летописцев в данную минуту скрипят перьями, описывая сей великий миг торжества ислама.
— Рано торжествовать… — почти простонал Саладин, слегка оглянувшись на своего верного везиря.
Тягостные минуты постепенно одна за одной иссякали, туча, насевшая на солнце, так и замерла на одном месте, и после недавней жары было даже прохладно. Саладин загадал, что как только солнце вновь появится, все само собой разрешится. Но время шло, и время замерло и все словно провалилось куда-то, где нет времени вовсе. Наконец, не выдержав, султан приказал Музгару Али:
— Ступай туда и посмотри, что там происходит.
Везирь быстрым шагом отправился исполнять поручение и исчез в глубине храма. Казалось, он тоже пропадет навеки, но вскоре его фигура в белых одеяниях, украшенных золотыми узорами, появилась в дверях.
— Повелитель. — обратился Музгар Али к султану, — они сидят там в полной темноте и ждут, но никакого пламени до сих пор нет и, по-видимому, не будет.
— Я так и знал, — усмехнулся Саладин. — Этого и следовало ожидать. Ступай к ним снова и скажи…
Но Саладин не договорил, ибо в сей миг он услышал треск, от которого ему показалось, будто у него лопается грудная клетка, а в следующую секунду он увидел, как зашевелились Патриарх и его окружение, а на стене перед ними образуется трещина и в этой трещине мерцают какие-то искры. Еще мгновенье, и искры разгорелись ярким лиловым пламенем, рвущимся прямо из трещины, образовавшейся в стене. Патриарх возжег от этого пламени пучок свечей и протянул его своему окружению, и в руках у всех зажигались свечи и пучки соломы. Святой Огонь распространялся быстро и непобедимо, а удивленные стражники послушно передавали зажженные пучки свечей и соломы к толпе паломников, восторженно ревущей и рыдающей теперь уже на радостях. Люди окунали в Огонь свои лица, умывались неземным пламенем, проводили им по своим болячкам и ранам, и Саладин в ужасе видел, что бороды христиан не загораются от соприкосновения с чудодейственным Огнем, ресницы и брови не опаляются. Кто-то передал пучок свечей, горящих Святым Огнем Музгару Али, и тот молча, в полной растерянности, протянул их своему господину. Саладин трясущимися руками принял из рук — везиря это пламенеющее чудо и поднес Огонь к своему лицу. Сначала ему показалось, что он ослеп, затем ему увиделся дивный божественный лик, но лишь на мгновенье, Саладин полностью окунул лицо свое в пламя и испытал неизъяснимое, ни с чем не сравнимое и никогда не испытанное наслаждение. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, султан оторвался от пламени и поспешил вернуть горящие свечи Музгару Али. Тот в неописуемом трепете принялся тоже умываться Святым Огнем к величайшему удивлению везиря Мирое Шаро, только что вышедшего из дверей храма.
— Велик и силен Господь Бог назорейский! — воскликнул в экстазе Музгар Али. — Отныне и я — христианин! Мой повелитель! Великий Салах-ад-Дин Аль-Аюби! Отныне мы все станем христианами!
Тотчас сверкнула сталь клинка, голова Музгара Али отделилась от туловища и со стуком упала на камень мостовой. Отбросив в сторону окровавленную саблю, везирь Мирое Шаро подскочил к Саладину и подхватил его под руку, ибо великий султан едва стоял на ногах. Еще двое обступили Саладина и повели его прочь от этого места, где христиане, ликуя, продолжали как дети, радоваться своему Святому Огню. Солнце, освободившись из черной тучи, вновь ярко засияло.
И это желание великого навигатора ордена Креста и Розы исполнилось — веселость Ричарда Львиное
