— Куда, разрази вас… — Филипп не успел докончить ругательство, потому что увидел — куда. Между глинистым берегом и бортом барки хлюпала черная вода. Посудина выглядела достаточно устойчивой. На ней можно было, в случае чего, организовать хорошую круговую оборону. На таких барках углежоги доставляли в Париж свою продукцию.
В темноте рисовалось несколько смутных белых теней. Тени были подчеркнуто молчаливы. Филипп завернулся в плащ и сел на мешок с соломой, услужливо пододвинутый ему де Бувилем.
— Благодарю вас, мой дорогой де Бувиль, вы очень любезны, — с горькой иронией в голосе сказал Капетинг. Эта ирония должна была означать — посмотрите, господин первый камергер, в каких условиях приходится путешествовать вашему королю.
Де Ногаре отдал команду, невидимые шесты решительно оттолкнули опасный берег.
Путешествие было коротким, но насыщенным. Несколько раз вплотную к барке, охраняемой белыми плащами, выкатывали из темноты какие-то неуправляемые плоты, мелькали пьяные, хохочущие рожи в факельных разрывах мрака, кто-то бешено сквернословя требовал чтобы «господа тамплиеры» присоединились к народному гневу и «помогли поджарить пятки этому ростовщику, сидящему на троне». Самые пьяные при этом падали в холодную, полыхающую огненными отражениями, воду.
После очередного такого столкновения Филипп сказал, наклонившись к господину первому камергеру:
— Надобно сказать, де Бувиль, что простой народ, даже в умиротворенном и покорном состоянии никогда не внушал мне никакой любви. Можете себе представить, как я отношусь к нему сейчас.
— О, да, Ваше величество, — благонамеренно, но невразумительно отвечал первый камергер.
Прибытие в спасительные объятия тамплиерской пристани прошло не слишком гладко. Король, сходя с барки, куда-то не туда ступил, оказался по пояс в воде. Его шоссы и кафтан промокли совершенно, что никоим образом не способствовало улучшению королевского самочувствия и наложило отпечаток на план его первой беседы с Великим Магистром Ордена. Воистину, трудно быть величественным и независимо выглядящим, когда у тебя не только взбунтовавшаяся столица за спиной, но к тому же течет грязная вода с платья.
Но Жак де Молэ, несмотря на то, что не мог похвастаться особой родовитостью (он происходил из обедневшего нормандского рода), был человек истинно деликатный, узнав о падении короля в воду, он отложил разговор, давая Его величеству время привести себя в порядок.
Встреча состоялась в личных покоях Великого Магистра, причем с глазу на глаз. В огромном камине горело несколько небольших бревен. Убранство помещения совмещало в себе, примерно в равных долях, приметы военного и церковного обихода, что точно отражало и дух Ордена и характер самого Великого Магистра.
Жак де Молэ был уже стариком. Седая грива волос, седая же борода, глубокие морщины на лбу и целая вертикальная расщелина меж седых бровей. Несмотря на эти признаки старости, чувствовалась в фигуре и осанке Великого Магистра и крепость, и сила. В глазах его светился ясный житейский ум. Впрочем, выражение этих глаз Его величество, скорее припоминал, чем видел. В помещении было полутемно.
На столике, придвинутом к камину, возвышались два высоких бокала из темного наваррского стекла. Но не настолько темного, чтобы не разглядеть, что беседующие к вину не прикасались. Магистр пил весьма и весьма мало, своим примером опровергая злонамеренную поговорку «пьет, как тамплиер», пущенную завистливыми обывателями еще в позапрошлом веке. Король же не пил, потому что боялся, что его могут отравить в этом внешне очень гостеприимном доме. Зачем же было рыцарям Храма его спасать в таком случае от взбунтовавшейся черни, можно было бы его спросить. Король не имел ответа на этот вопрос, но, тем не менее пить не спешил. Жак де Мола прекрасно понимал мотивы королевского воздержания, но не считал возможным их комментировать. Он теребил мощными пальцами большой медальон с изображением орденской эмблемы — два всадника на одном коне — покоившийся на его рыцарской груди и любовался огнем. При этом он еще отвечал на вопрос Его величества. Король спросил, что он, Великий Магистр Ордена тамплиеров будет делать, если озверевший парижский сброд, узнает, где находится ненавистный им монарх и пойдет на штурм Тампля.
— Во-первых, Ваше величество, он, я разумею парижский сброд, никогда этого не узнает. Если, конечно, Вы сами не пожелаете его известить. Во-вторых, если даже и узнает, то никогда не посмеет напасть на наше обиталище. Помимо стен каменных, охраняют его стены непреоборимого почтения, которое испытывает любой парижанин к Тамплю. Но, представим невозможное, стая этих бешеных собак появляется под стенами нашего замка… клянусь всевидящими бровями Иоанна Крестителя, как говаривал мой достопочтенный дядя, у нас есть свои меры, и они вполне достаточны, чтобы обратить в паническое бегство толпу любых размеров.
Медальон на груди Великого Магистра осторожно звякнул.
— Не похваляясь, скажу, Ваше величество, что нет в христианском мире военной силы, способной навязать нам противную нашему духу волю.
Жак де Молэ прекрасно понимал, что последнее высказывание носит не вполне деликатный и дипломатический характер. Нехорошо напоминать государю, что его власть, даже в собственной столице не абсолютна. Но Великий Магистр не смог удержаться от этого напоминания, более того, сделал его намеренно. Отношения между Лувром и Тамплем в течении нескольких лет дрейфовали от полного взаимопонимания, в сторону взаимной настороженности. Чем больше становился долг Филиппа Орденскому казначейству, — тем с большим раздражением посматривал Его величество на трупные стены, тамплиерского замка.
Великий Магистр воспользовался предлогом для недвусмысленного заявления в адрес, зарвавшегося в своей алчности Капетинга. Выбрана была для этого округлая, почти мягкая форма. Но выпад могучего старика не стал для короля менее горьким. И он проглотил пилюлю. Ничего другого, ему не оставалось делать. Чтобы подавить и скрыть раздражение, он встал и прошелся по залу, преднамеренно сильно шаркая кожаными подошвами по каменным плитам пола, остановился у окна, всмотрелся в темноту, вмещавшую так много ненавидящих его людей.
— А пожар в Ситэ кажется пошел на убыль.
— Богу слава и тому, что рядом река. Да, потом даже мятежник понимает, что ему где-то надо жить после победы. Не стоит спешить с истреблением своего жилища, ведь королевский дворец может достаться не ему.
По лицу Филиппа пробежала судорога и он порадовался тому, что стоит спиной к де Молэ. Его раздражал бодрый тон старика, тому, как будто нравилось то, что происходит в Париже. Человек, находящийся в безопасности, наблюдающий за историческим событием со стороны смакует его подобно хорошему вину. «Да, — подумал король, — ему показалось, что он нашел правильную формулировку. Важно то, что они (тамплиеры) смотрят на все со стороны. Они менее французы, чем все прочие жители этого города. Чем даже те, что этот город сейчас жгут и громят.»
Король вернулся к камину. Де Молэ поднес свой бокал к губам и сделал несколько глотков. Филипп проследил за движением его кадыка, удостоверился, что вино действительно выпито, но к своему бокалу решил все же не прикасаться. Ввиду этого, — в ритме разговора образовался неожиданный провал. Чувствуя, что еще мгновение и он будет выглядеть смешным со своей утомительной подозрительностью, Филипп , ткнул пальцем в первую попавшуюся на глава вещь.
— А что это? Я с первого момента, как здесь появился, хотел у вас спросить, что это за сундук.
В углу зала действительно стоял огромный, монументального вида ящик, обитый толстым железом. В нем не было никакой красоты, кроме особой, банковской ее разновидности. Чувствовалось, что взломать это вместилище человеку не под силу.
— Собственно говоря, — пожевал губами де Молэ, — это просто ящик, только очень крепкий. Он был заказан специально для того, чтобы хранить в нем английскую корону.
— Английскую корону?!
— Да. В году, если мне не изменяет память, 1261, английский монарх, опасаясь, что бароны собираются его этой короны лишить, доверил ее хранение нашему банку.
— Она и сейчас в этом ящике?
— Нет, — улыбнулся Великий Магистр, — но ящик не пуст. В нем находится один из четырех эталонных ливров. Остальные в нашем банке в Кагоре… Вы ведь слышали об этой монете, Ваше величество?
