- Я не могу этого сделать,- возразил киборг.- Понимаешь? Я, конечно, плохой человек. Я пытался убить других людей. Незнакомых людей. Я вообще много чего противозаконного натворил. Но я не настолько плохой, чтобы убить единственного друга, который меня понимает. Который меня не судит. И который ничего от меня не хочет.
'Феликс хочет уйти',- упрямо стучал пони. Киборг резко поднялся:
- Не могу. Не проси.
Феликс отвернулся, уткнувшись в темный угол.
- Мне надо заправиться,- сказал Фаер.- Это ночное бдение жрет кучу энергии.
Он прошел в лабораторию и вынул из шкафа початую упаковку концентрата глюкозы. Привычно расстегнул комбинезон, открыл питательный отсек на груди и освободил его от пустого контейнера. Затем потянулся за новым, но вид блока вдруг показался ему странным. На первый взгляд, упаковка не отличалась от заводской. И все-таки что-то в ней было не так. Обычно пластиковые контейнеры плотно держались друг друга, но эти отделялись легко. Словно их вынимали поодиночке после автоматической укладки на линии.
Фаер поставил коробку на место, взял невскрытую, из глубины шкафа, и заправился. Потом подумал и рассовал оставшиеся контейнеры по карманам комбинезона. Потом подумал еще, достал контейнер из подозрительной коробки, сорвал с него предохранительный стерильный клапан и вылил содержимое в поилку одной из клеток вивария. Крысы на минуту оживились. Попробовли воду на вкус, и как ни в чем не бывало, улеглись досыпать.
- Береженого бог бережет,- пробормотал Фаер.
***
Сна больше не было ни в одном глазу, и двигаться на ощупь стало бессмысленно. Поэтому Игорь сразу разглядел полоску света под кухонной дверью. Подойдя ближе, он услышал и приглушенные голоса.
- С твоей стороны это было необдуманно,- резко говорил Олег.- Ты переходишь всякие границы.
- Я просто не могу смотреть, как ты изводишь бедную девушку,- не менее резко отвечал Репьев.
- Она прекрасно жила без меня все эти годы.
- Дурак. Трижды дурак и эгоист. Слепой, к тому же.
- Я не слепой, я все прекрасно вижу. И во всем в состоянии сам разобраться. Тем более, в наших отношениях с Полиной.
- Каких таких отношениях? Она четыре года ждала, пока ты соизволишь позвонить. Четыре года, Левушкин. Для тебя это совсем ничего не значит?
- Я не мог. Ты же знаешь.
- Не мог, или не хотел? Это помешало бы тебе продолжать заниматься философским самокопанием.
- Что ты понимаешь…
- В самом деле, что я в этом понимаю? Грубый солдафон. Это ты у нас один совестью страдаешь. Пытаешься заткнуть собой все амбразуры. Нам, гагарам, недоступно.
Олег сердито фыркнул:
- Слушай, что ты от меня хочешь?
Дважды звякнула о рюмки бутылка. Потом Репьев сказал:
- Хочу получить с тебя слово. Как только вытащим Андрея - немедленно объяснишься с Полиной.
- Вытащим? Что ты опять задумал?
- Что задумал - это мое дело.
- В последнее время мне все больше не нравятся твои дела.
- Я делаю то, чему ты меня учил.
- Я ошибался.
- Ты и сейчас ошибаешься.
- Может быть. Я уже ни в чем не уверен. Я слишком устал. И хочу, чтобы все, наконец, кончилось. У тебя никогда не было предчувствия, что все вот-вот кончится?
- У меня сейчас не предчувствие. У меня твердая уверенность. А еще я хочу быть уверенным, что ты перебесишься, наконец, и остепенишься. Не возьму я тебя никуда. На кой мне такой неврастеник? Работай себе в СЛОМе. Днем деактивируй сломанные полотеры, вечером смотри телевизор и пей чай с вареньем. Она замечательное варенье варит. Не стоят эти все твои метания одной покалеченной судьбы. Они даже ногтя ее не стоят. Короче. Дай слово поговорить с Полиной. Как только все закончится. Даешь?
- Хорошо,- сказал Олег.
Игорь, не утерпев, толкнул дверь:
- А Некипелов? Что, уже списали Некипелова?
- Пора на двери детектор поставить,- проворчал Иван.
***
Если в подвальной лаборатории тоска заедала, то в кабинете Перовского становилось просто невыносимо. Фаер был уверен, что депрессия эта неспроста, и где-то здесь установлен скрытый альфа- излучатель, отпугивающий по ночам излишне любопытных. Но от этой уверенности отнюдь не становилось легче. Найти источник излучения без спецприборов было невозможно, а пользоваться встроенными в тело киборга Фаер тоже не мог. Темнота и пустота наваливались волнами отчаяния, пока он проверял работу отмычки, взламывающей код сейфа. Отмычка работала уже несколько часов, а электронный замок все еще не был взломан.
За окнами царило совершенное безлюдье. Около двух пополуночи пошел снег, и валил, не переставая, занося пустые улицы. Казалось, что весь мир вымер, и на всей планете остались только три совершенно одиноких существа - он, Феликс и сторож, изредка шаркающий по коридорам, чтобы поговорить с плакатами на стенах.
Фаер вернулся к лифту и спустился в подвал, где излучение было намного слабее. Он выдвинул ящик лабораторного стола, достал дистанционный инъектор и взвесил его на ладони. Хороший транквилизатор. Один выстрел - и получишь четыре часа забытья без тоски и сновидений. Четыре дозы - и получишь вечное спокойствие. Никто до тебя не доберется. Ни эта сволочь в белом халате, ни расчетливый капитан Репьев. Все останутся с носом.
Фаер вынул обойму. В запасе оставалось как раз четыре дротика. Пятым он усыпил Ганимеда в поезде. Как просто…
