Фаер перевернул очередную страницу и внимательно пробежал ее глазами. Потом вернулся в начало папки. В личном деле значилось: 'Птица Андрей Петрович. 22 года. Сержант особого отдела спецназа при 'РО СБИТ'. Карандашом в скобках - (росс. отд. сл. по борьбе с инф. терр.). Русский. Мать… Отец… Не женат. Не был… Не имел…' Напротив снимка молодого парня в кителе со знаками отличия войск информационной безопасности стоял жирный плюс, выведенный красным фломастером. В лице сержанта и правда угадывалось что-то птичье - черные, пронзительные, глубоко посаженные глаза. Тонкий, с горбинкой, нос. Нелепый хохолок на макушке.
Страница два. Тест на восприимчивость АГИ. 'Неявно выраженная ментальная сопротивляемость. Соотв. 78%. Сопр. АГИ - 12%. Прев. нормы в пр. доп. Порог - 83% абс. вел.'. И снова жирный плюс.
Фаер снова вернулся в конец папки, к стопке сложенных гармошкой энграмм, исчерканных тем же красным фломастером. В графиках были выделены какие-то специфические участки, под которыми стояли обозначения, понятные только специалисту. В конце энграммы стоял не один красный плюс, а целых два. Зато следом лежала еще одна энграмма, в конце которой стоял плюс, уравновешенный минусом. А в углу листа вместо 'А. Птица' стояло 'О. Левушкин'. Это было более чем странно. Это было подозрительно. Что энграмма Левушкина делала в сейфе Перовского? Личное дело Левушкина лежало внизу, в архиве, безо всяких красных пометок. Фаер сложил листы обратно в папку, влез на стол, поднял плитку подвесного потолка и затолкал добытые документы под широкий кабельный шлейф. Если Репьев надумает его надуть - ему придется здорово поискать свою папку.
Вернув плитку на место, Фаер спустился со стола, тщательно его вытер и вернул на места все письменные принадлежности. Теперь пора было вернуться в архив и еще раз взглянуть на дело Левушкина. Он спустился в лифте в лабораторию, торопливо прошел к стеллажам с личными делами и взялся перебирать корешки папок, как вдруг услышал позади глухой щелчок затвора инъектора.
- Спозаранку на работу, док?- спросил он, не оборачиваясь.
- Пришлось,- ответил Перовский холодно.- Я получил сигнал о взломе сейфа.
- А-а… Я там немного покопался. Любопытство, знаешь ли, док… А ночью здесь так тоскливо… Ты понимаешь, о чем я?
Перовский вышел из тени, не опуская инъектора.
- Что же любопытного вы там нашли, любезный мой?
- О, одну весьма интересную папочку, док. Из документов которой видно, как ты выбирал себе объект для дальнейшей работы.
Фаер наконец отыскал в стопке из тридцати девяти папок дело Левушкина и открыл его.
- Смотри-ка, док, совершенно чистая энграмма. Ни плюсов, ни минусов. Ни других пометочек. Что бы это значило, а?
- А вы поштудируйте основы физиологии. Может, когда-нибудь и разберетесь.
Фаер кивнул:
- Может, и разберусь. Может, нет. Но в одном я разобрался точно. Ты врал мне, док. Этот сержант Птица не сам умер. Ты убил его. Все равно, что скальпелем пырнул. Только потому, что его сознание больше всего подходило.
Перовский усмехнулся и сказал:
- Вы идиот, любезный мой. Потому что узнали много лишнего. Я предупреждал, что не стоит под меня копать.
- А еще я вырубил твою дурацкую защиту. Знаешь, как? Нет, я не искал излучатель. Я просто перерубил питающий кабель.
- Вы, любезный мой, перевысили меру моего терпения. Вы убили Феликса.
- Убил? Думаешь, это было легко? Ты изуродовал его, док Франкенштейн. Он хотел уйти. А я ему помог.
Перовский поднял инъектор.
- Ну что же. В таком случае, я помогу вам. Японцы отказались от покупки. Я больше не нуждаюсь в услугах такого неудачника.
Раздался хлопок, и оперение дротика, пробившего хитиновый покров, распустилось черно-желтым цветком на рукаве комбинезона киборга. Фаер выдернул его и ядовито заметил:
- Кто из нас будет смеяться последним - это мы еще посмотрим. Повтори эту глупость, док, и я воткну тебе этот самый дротик, сам знаешь, куда.
Перовский вынул обойму и посмотрел на просвет:
- Предусмотрительно. Недооценил я такую возможность. Понятно теперь, от чего умер Феликс…
- Только не строй из себя оскорбленную невинность.
Фаер открыл клетку с крысами, которых напоил подозрительной глюкозой, и вынул их за хвосты. Вися вниз головой, крысы и не думали просыпаться. Фаер сунул крыс обратно, поднял пустой контейнер и бросил его Перовскому.
- Думал застать меня утром, дрыхнущим в отключке на полу? Я далеко не святой, да. Но видит бог, не я первый был Брутом. Прощай, док. Я тоже больше в тебе не нуждаюсь. Охотно бы свернул тебе шею, будь я человеком. Ну, да ничего. Тобой скоро вплотную заинтересуются очень серьезные ребята. Так что, жди гостей. А я ухожу.
Фаер открыл двери в подвальный коридор и помахал на прощание серой ладонью:
- Аста ла виста, док. Аста ла виста.
Перовский, не дожидаясь окончания этой сцены, шагнул в лифт.
- Для гостей у меня есть замечательные сюрпризы,- заметил он сам себе, поднявшись в кабинет.- Пусть являются.
Он быстро прошел к видеофону и набрал номер.
- Дежурный слушает,- отозвались на том конце.
- Генерала мне позовите, любезный,- распорядился Перовский.
- У нас тут еще три ночи, вообще-то. Генерал спит,- ответил дежурный.
