зрителя. Я даже не очень представляю, какая категория зрителей поймет здесь все. Что касается Олешковского, то как-то его стало даже жалко. Хорошо, что в жюри есть Василевский, на котором, как на опытнейшем читателе, я проверяю свои впечатления. Больше всего боюсь кого-нибудь засудить, исходя из своей личной писательской недоброжелательности. Ну, что же, здесь обладатель хорошего русского приблатненного слова, вполне обеспеченный человек, лихо ездящий на авто и газонокосилке. Он неплохо устроился в Америке, где-то в провинции – показали огромный по нашим меркам дом. Но беда в том, что это хорошо говорящий, почти как классик, человек дом-то предъявить может, а литературу – нет. И вообще, существует две литературы: литература большого стиля и литература маргиналов, к которым принадлежит Олешковский. В фильме есть фотография, которую Соня мне атрибутировала. В ньюйоркском ресторане «Самовар», принадлежащем, кажется, Барышникову, поет Олешковский, а за ним стоит Бродский. Поразительно, что на этой фотографии Бродский – фигура второго плана. Я подумал о сорте литературы, даже занятной, которая не может существовать, не чувствуя за спиной литературы большой и настоящей. Эта литература и живет за счет той другой, настоящей, даже паразитирует на ней. Без виагры она не существует.
Долго толклись с решением жюри, где все ясно: Рязанову – Гран-при, Суриковой и Лопушанскому – специальный приз, т.е. по 132 килограмма энциклопедии, губернаторские деньги – Евг. Цимбалу за «Олешу и Зощенко», приз Законодательного собрания, роскошный сервиз, – Н.Бондарчук за «Последнюю дуэль Пушкина», Мирошниченко – приз читательского жюри, спасибо умнице Леве Аннинскому.
В ответ на мой «Марбург», где я, подписывая книгу, упомянул, что практические азы кинематографии приобретал на массовке в «Карнавальной ночи», получил от Эльдара Рязанова его сценарий «Андерсена» с такой забавно-едкой надписью: «Дорогому Сергею Николаевичу! Как же, как же!?! Ваше блестящее исполнение в массовке «Карнавальной ночи» произвело на меня неизгладимое впечатление – именно оно и сделало успех этой ленте. Жаль, что Вы не пошли по актерской стезе. Правда, когда я думаю о литературе, то понимаю – зато Вы не обошли ее вниманием. И слава Богу! Желаю Вам всего самого доброго и прекрасного. Ващ Эльдар».
Вечером ездил на районное телевидение в Вырицу – самый большой поселок городского типа в России, здесь проживает 200 тыс. человек и чуть ли не пять вокзалов. Была небольшая схватка с телебарышней, которая хорошо обо всем рассуждала, даже о Казарновской, но когда я предложил ей расставить приоритеты нашего фестиваля, призналась, что видела всего только два фильма. Вот об этом и о всем подобном поговорили, помянули добрым словом Генриетту. По телевизору вечером с наслаждением смотрел «Анну на шее».
Закрытие фестиваля, как и открытие, в этом году прошло очень неплохо. Вел его безотказный Вениамин Смехов, спокойно и иногда остроумно. Я сидел на первом ряду рядом с Макаровой, которая, кажется, была недовольна тем, что «Пушкин» не получил Гран-при, а то, что картина удостоилась еще и приза за лучшую операторскую работу – моя любимая Маша, – это-де не в счет. Кажется, недовольна была тем, что не получила Гран-при и Алла Сурикова. Она свои 132 килограмма энциклопедии тут же, на сцене, подарила районной библиотеке. Я порадовался за библиотеку, в которой есть и 90-томный Толстой, и энциклопедия Брокгауза и Ефрона, и теперь еще новейшая российская энциклопедия. В ответ на демарш Суриковой мы тут же подарили ей вазу с портретом Павла.
В самом начале церемонии вдруг вышел кто-то из городских властей и начал что-то стеклянно- художественное дарить Рязанову. Я успел заметить недоумение и бледность на лице мэтра. Что же он, интересно, подумал? Наверное, решил, что на этом все, как бывает с ветеранами, которых отправляют в отставку, и закончится? Пришлось тут же, пригнувшись, подойти к его жене: мол, это только начало, не торопитесь, это еще не решение жюри. Пожалуй, стоит впечатать и формулировки, с которыми вручались награды, тем более, что их почему-то на этот раз дружно все хвалили. Вот они: «Воссоздателю старых и создателю новых мифов, за дерзкое стремление сопрячь сказку с реальностью» – Рязанову; «За попытку преодолеть тревоги и фобии современной интеллигенции и выразить это в художественно-адекватной форме» – Лопушанскому; «За грустную историю, помогающую нам понять современность через драму прошлого» – Суриковой; «За попытку пережить сегодня трагедию последних дней Александра Сергеевича Пушкина» – Н.Бондарчук; «За благородство намерений и небезнадежность взгляда на современную русскую действительность» – Апасяну, режиссеру фильма «Граффити»; «За кинематографические фантазии, ставшие реальностью в нашем сознании» – Евтеевой за короткометражки (сочинил за завтраком); «За трезвый и ответственный подход к освещению проблем взаимоотношений литературы и власти» и пр. Я удачно совместил в формулировке и режиссера и ее героя – Чувайлову и Коляду: пусть сами делят и 1000 долларов и «Хрустальную розу», которые им добыли Лена Богородицкая и Михаил Иванович Кодин.
В гостиницу по подтаявшему снегу парка возвращался вместе с Алексеем Федоровым и Алиной Рудницкой, потом посидели немножко у меня в номере. Какие замечательные и умные ребята, в их разговорах и суждениях было что-то, примирявшее меня с действительностью и поднимавшее дух. Уже второй день В.С. не отвечает на мои звонки. Ах, как не хочется, чтобы все так быстро заканчивалось…
На вокзал ехал в одном автобусе с Эльдаром Рязановым. Очень интересно Э.А. рассказывал об «Андерсене», как возник проект во время чаепития с Путиным, как добывались деньги… Любопытно, что последние 15 лет перед смертью Андерсен жил в еврейской семье, где и умер. Вот тут и возникают размышления: если бы в фильме была ярче подчеркнута эта документальная и историческая деталь, то меньше было бы сомнений и по поводу датского короля с желтой звездой, и вторжения в фильм о сказочнике еврейской темы.
Долго я не сидел, не было никаких сил, просто я оказался не готов к подобной картине. Еще нянечки, которые ее, кажется, уже похоронили, требовали, чтобы я снял с нее золотое кольцо, дескать, потом его уже не получишь. Тут я уже совсем разревелся, но, естественно, ничего снимать не стал. Все бы отдал, лишь бы была жива и здорова.
Уже когда я собрался уходить, ко мне подошла Наташа с какой-то женщиной. Оказывается, именно в пятницу, когда я еще был в Гатчине и к В.С. никто не ходил, ее в больнице продуло, поднялась до 39-ти температура. До этого она не требовала никакой помощи, вполне справлялась со всем сама, а теперь ее пришлось перекладывать в постели. Так вот за этот героический труд, выполненный, как я понимаю, за зарплату, женщина, которая подошла ко мне с Наташей, потребовала вознаграждение. Разве я боялся когда-нибудь грязной работы? Но если бы кто-нибудь из профессоров получал за 15-20 минут технического действа по 500 рублей! Я тут разозлился и произнес некий монолог, после которого просимые 500 рублей, конечно, выложил.
Дома автоматически готовил еду, когда Витя вернулся с дачи, писал, стирал, ходил в магазин за продуктами для В.С. По совету Дины Ивановны сосредоточился на детском питании. У меня тоже со здоровьем все расстроилось, те же симптомы, что и по приезде из Франкфурта, совсем не сплю. Все ушло
