Нравилось принцу, как король обошелся с двумя папами, как сделал «ручным» понтифексом малоизвестного гасконца. Отныне ничто не может препятствовать королю. Его единственный враг — это он сам. И правильно сделал брат, что уменьшил вес золота и серебра монет. Пусть чернь страдает. Самим Богом так определено: чернь рождена для страдания и терпения. За гробом все равны. Так пусть уж здесь, в этом грешном мире, короли поживут так, как и положено помазанникам божьим, то есть в полной свободе своих решений, не оглядываясь назад и ни о чем не сожалея. Если Бог поставил королей над людьми, значит, он возвысил правителей, вырвал их из человеческого месива и указал путь к холодным и заснеженным вершинам истинной власти.
— Брат мой, — не без раздражения ответствовал Шарлю д'Эвро, — мое беспокойство вполне оправданно. Сир, не соблаговолите ли вы вызвать подкрепление? Полагаю, что королевская стража в случае бунта не сможет долго удерживать возмущенную толпу.
Неожиданно дверь в пиршественный зал широко распахнулась, и на пороге появился королевский прево. На его широком открытом лице было написано неподдельное беспокойство. Какое-то время король с недоумением и в полной тишине смотрел на него.
— Откуда вы, мессир? — произнес государь.
— С городских улиц, сир.
— И по какой причине вы решили ворваться в королевские покои?
Прево явно замешкался с ответом, тем самым возбуждая в душе короля еще больший гнев.
— Я слушаю! — потребовал Филипп Красивый, и лицо его приняло зловеще-величественное выражение.
— Увы, сир, это бунт! — почти прокричал в ответ прево и опустил глаза. — Толпа охвачена гневом. Нет никакой возможности вернуть жизнь города в привычное русло. Они бросают камни, вооружаются чем попало. Лучников на башнях дворца оказалось слишком мало, чтобы перебить восставших. Они подступают со всех сторон.
Новость так ошеломила Филиппа, что он не знал даже, как отреагировать на нее. Власть уплывала, выскальзывала из рук на глазах сразу трех свидетелей. Такие минуты слабости королям обычно не прощают. Надо было немедленно что-то сказать, что-то сделать, но не сидеть молча, демонстрируя полное безволие.
Время шло, а король молчал. Трещали лишь дрова в камине, и огонь освещал не прибранную после ужина посуду на столе, остатки пиршества, недопитое вино в бокалах. «Пир Валтасара, — пронеслось вдруг в голове Филиппа. — «Был взвешен и оказался легок». Кажется, так написано в Большой Книге».
— И вы, мессир, ворвались сюда, к своему государю, чтобы признаться в своем бессилии? — наконец-то нашел, что сказать, король. — Значит, вы просто не соответствуете своей должности.
Вина за происходящее, которая готова была вот-вот лечь на голову властелина, мгновенно обрушилась на гонца.
— Бунтовщиков слишком много, сир. К тому же к ним присоединились разбойники из соседних лесов. Они как вороны слетелись на добычу. Кажется, что
— И вы, дорогой прево, заговорили про
— Но они повсюду, сир. Они громят дома богатых горожан и рвутся к дворцу.
Шарль с удовольствием отметил для себя, как ловко брат вышел из трудного положения, переложив всю ответственность на плечи подчиненного.
— Все, кто чинит беспорядки, несет смерть и разрушение, будут наказаны! — с воодушевлением произнес Шарль де Валуа, сам не зная, зачем он это сделал.
Филипп бросил в его сторону беглый взгляд, в котором угадывалось выражение благодарности, и тут же продолжил:
— И что же, мессир прево, вы собираетесь предпринять?
— Сир, толпа на улицах напоминает разбушевавшееся море. Оно в любую минуту готово поглотить нас.
— Опять поэзия. Нет, определенно, вы прошли хорошую школу куртуазности. Ваш язык слишком образный для служаки. После того как все уляжется, я обязательно подумаю, где можно будет использовать ваши недюжинные литературные дарования. А пока ответьте: что нужно делать в подобной ситуации?
Шарль, когда услышал про литературные способности, даже слегка зааплодировал — так понравилась ему реплика короля.
— Мой дорогой брат, король не ученая обезьяна на ярмарке человеческого тщеславия, поэтому впредь не надо никаких хлопков.
— Отдайте приказ, сир, вызовите подкрепление, пока не поздно.
— Так-то лучше, милый прево, — произнес король, впервые вставая со своего кресла.
Какое-то время Филипп, казалось, застыл на месте, а затем взглянул в сторону гонца и приказал твердым голосом:
— Посылайте за подкреплением. Таков мой приказ. Берите все войска, которые окажутся под рукой, и командуйте ими. Вам надо немедленно навести порядок. Слышите, немедленно.
— А как же быть с дворцом? — спросил д'Эв-ро, который хранил до этого глубокое молчание.
— В нашем распоряжении лучшие лучники, и гвардия охраняет все подступы, — начал докладывать прево. — Если подкрепление прибудет вовремя, то все обойдется.
— Милый брат мой, вы больше обеспокоены за свою жизнь или за жизнь короля? — радуясь случаю, ядовито переспросил Шарль де Валуа.
— Ваш дерзкий вопрос заключает в себе аромат дуэли. Я не такой знаток по части моды, но этот запах близок моему сердцу.
— Да, он сейчас действительно очень в моде и так же приятен мне.
— Господа, — вмешался в эту словесную дуэль король, — вы хотите помочь бунтовщикам, начав убивать друг друга прямо в моих покоях? Я не знаю, о каких запахах идет речь, но у меня с утра был сильный насморк, поэтому я не могу разделить вашей тонкой беседы относительно ароматов.
Оба брата учтиво склонили головы.
— Исполняйте полученные вами приказания, мессир прево. Ваше рвение не останется не замеченным нашей монаршей милостью.
Прево низко поклонился и стал пятиться к двери.
— Ах да… Совсем забыл, — остановил его король. — Если толпа продолжит свои бесчинства, то каждый второй будет жестоко наказан.
Даже в отчаянном положении король оставался королем. Власть, как сноровистая лошадь, попыталась было сбросить своего господина на землю, но седок сумел удержаться и вновь твердой рукой сжал железную узду.
После того как прево покинул пиршественный зал, Филипп уже не был расположен к разговорам. По его внешнему виду братья так и не смогли распознать, что происходит у него в душе. Гости поняли, что ужин закончен, когда Филипп встал со своего кресла, кивнул и, не произнеся ни слова, быстро удалился в свой рабочий кабинет.
Весть о бунте сильно задела короля Франции, унизила его гордость. Чернь осмелилась открыто угрожать своему повелителю. Он быстро подошел к окну и посмотрел на улицу. Там колыхалась огромная масса людей, безликая и озлобленная. Материя, взбунтовавшаяся материя, которая никогда сама не приобретет должной формы. А формой всех форм, как утверждает Фома Аквинат, является Бог. Но в государстве такой формой является не Бог, а его помазанник, король. И власть короля не менее священна, чем власть папы. Не случайно он, Филипп IV, является внуком почитаемого всеми короля Людовика Святого. Значит, главная задача его на этой земле — придать форму безликой беснующейся массе, называемой народом, и тем самым выполнить свое священное предназначение.
Будь у короля сейчас достаточно войска — и эту массу легко можно было бы усмирить. А будь у
