Так я писал ещё одиннадцать лет тому назад[62]. Так думал и чувствовал вместе со всей Россией…
Но Николай Последний думал и чувствовал по-иному… Заключил Портсмутский мир, дал пародию на парламент народу и понемногу снова стал всё поворачивать на прежний лад… Покорный «дружеским внушениям», идущим из Берлина…
Быть может, принимая во внимание долготерпение русского народа, последнему Романову и удалось бы ещё долго глушить мысль народную, давить душу, глумиться над лучшими ожиданиями и стремлениями земли. И умер бы он самодержцем на троне…
Но — грянула мировая война…
И карты смешались… События пошли с безумной, неудержимой и ни с чем не сравнимой быстротой.
II
Николай и война
В день объявления войны с Германией — 20 июля 1914 года, в ясное летнее утро стотысячные толпы народа усеяли берег Невы у Зимнего дворца, заполнили сплошь Дворцовую площадь, ожидая прибытия царя с семьёй из Петергофа, где он проводил лето.
После полудня царская яхта кинула якорь против дворцовой пристани; от неё отчалил паровой катер с Николаем и семьёй на борту; не было только болезненного Алексея, оставленного в тихих покоях Петергофского дворца.
Как волны моря по мановению жезла Моисея, расступились народные волны, и Николай с женою и дочерьми прошёл во дворец между двумя стенами людских тел… Приветы народа своему вождю, как взрывы громовые, раскатывались над землёю…
Народ понял, какая опасность грозит земле, всему славянству, если не удастся отразить предательское нападение тевтонов, которые свыше четверти века деятельно готовились к своему разбойничьему подвигу.
Народ чувствовал, если не наверное знал, что к этой решающей борьбе мы не готовы, как не готовы и наши союзники: французы, балканские славяне… О том, что Англия тоже пойдёт против Германии, ещё никто не знал…
В тревоге за будущее, в подъёме всенародного негодования против наглого натиска врагов народ понял, что надо забыть прошлое… Простить тяжкие, бесчисленные грехи старой власти, объединиться вокруг знамён, реющих уже триста лет над необозримой Русью…
И, поняв всё это, простив, народ ликующей стеною окружил высший символ всенародной власти, живое выражение земской, государственной силы: своего царя, последнего Романова…
Себя, свою кровь, своё достояние каждый готов был принести на алтарь общего народного дела борьбы с захватчиками-тевтонами…
— Или мы, или они! — так понял вопрос народ русский и восторженно встречал Николая, откинув все прежние сомнения, всё недоверие к государю.
А понял ли царь: какая минута совершается? Может быть, и понял… Но выразить этого не сумел, не нашёл в собственной душе подходящего отклика и слова на чаяния и громы народных приветов…
Не сумел найти и настоящего, по-русски думающего и чувствующего даровитого человека, который составил бы ему ответ на вопль народной тревоги…
Вот с какими словами обратился Николай к представителям армии и флота, которые собрались перед своим вождём в залах дворца:
— Со спокойствием и достоинством встретила наша великая матушка Русь известие об объявлении нам войны.
Кем объявлена война, как надо определить это изменническое нападение, Николай предпочёл умолчать и продолжал свою речь:
— Убеждён, что с таким же чувством спокойствия мы доведём войну, какая бы она ни была, до конца.
Порыв народный, кипение души в стомиллионной громаде людской царь назвал «спокойствием». Он не призывал народ выявить свою национальную мощь, всю силу своего духа… Ринуться лавиной и выгнать орды Вильгельма из пределов России, пока они не укрепились там…
Нет! Он твердил: «спокойствие, спокойствие»!..
Как твердили это его граммофоны-министры… Только бы всё было спокойно и династия могла
