— А теперь стало тесно и скучно…

— Как в тюрьме… Куда ни поплывешь, всюду натыкаешься на стеклянную стену…

— Тс-с-с! — предупредила Ките.

Рыбки прислушались: раковина сквозь сон что-то бессвязно бормотала:

— Уже… уже… к мачте… крепче вяжите… Спасибо. Фу-фу. Привет, рыба-пила! Что теперь пилишь?… Представляете — в тесный стеклянный ящик… Эй, ну-ка, и мне амфору с вином!… Да здравствует Океан…

Потом она повернулась на другой бок и утихла, а рыбки зашептались дальше:

— Наверно, ее скоро снова возьмут в океан.

— О, если бы она могла и нас прихватить!

— А как? Нет, это невозможно.

— Знаешь, — Пите от восторга закружилась на месте, — знаешь, что я придумала?

— Что?

— Я придумала, как нам попасть в океан!

— Ну так скорей говори! — перебила ее Ките.

— Видишь, внутри у раковины пусто. А разве это не прекрасное убежище для нас? Попасть в него можно через вот ту дырку. Залезем, спрячемся и дождемся, когда раковина снова отправится в плаванье…

— Ну, дождемся, и что?

— А то, что капитан во время бури привяжет свой счастливый талисман к мачте, и когда раковину захлестнет волна, мы выскочим из нее и — бульк! — в океан!

— Вот это да!

Сказано — сделано! Рыбки подплыли к спящей гостье и шмыгнули внутрь, в глубокий, темный, сужающийся, полный странного гула и воды коридор. Успели они как раз вовремя: вскоре капитан вытащил раковину из аквариума и отнес на корабль, в свою каюту.

Берег остался позади — корабль отправился в дальнее плавание. Через неделю он уже бороздил волны Атлантического океана.

И вот однажды ночью разразилась сильная буря. Корабль швыряло, как щепку, и капитан привязал свой талисман к мачте. Высоченные волны захлестывали палубу, красавица-раковина гордо встречала и рассекала своими рожками их пенные гребни. Соленая вода проникла внутрь ее лабиринта, добралась до самых его отдаленных уголков и, выливаясь обратно, вынесла оттуда высохших глупышек — Ките и Пите.

И все-таки они попали в Океан!

БЕССЛАВНАЯ ПОБЕДА

Склоны огромного оврага (на самом-то деле — небольшой промоины, размытой вешними водами) до отказа забиты множеством букашек — черных, рыжих, золотых, серебристых, пестрых. Взобравшись на камень, жук-усач во всеуслышание объявляет:

— Прыжок в высоту выполнит щелкун красноногий!

Шумит, гудит овражек — не просто овражек, а букашечный стадион, и жук-усач не просто жук, а главный судья соревнований по прыжкам в высоту — одному из самых популярных среди насекомых видов спорта. В центре стадиона — два высоких прямых стебелька ржи, а между ними натянута паутинка. Через нее-то и прыгают. Поначалу состязалось больше сотни прыгунов, но многим не удалось взять высоту, и они выбыли, остались лишь самые прыгучие: щелкун, скакун, цикада, блоха и зеленый кузнечик.

— Итак, прыгает щелкун, — повторяет судья. — Паутинка установлена на высоте двухсот шагов сороконожки.

Щелкун подходит к стебелькам и — что бы вы думали! — укладывается под ними на спину. Лежит неподвижно, задрав вверх всю шестерку своих красных ножек.

— Щелк-щелк-щелк, — пощелкивают на склонах овражка щелкуны-болельщики, подбадривая своего представителя, конечно, они надеются, что он станет чемпионом.

А щелкун красноногий по-прежнему лежит на спинке и вдруг, словно подброшенный невидимой рукой, взмывает в воздух — вверх ногами! Из всех жуков одни только щелкуны умеют прыгать таким способом. Взлетел, перевернулся в воздухе, и, к несчастью, при этом задел одной из ножек за паутинку, она рвется, и спортсмен падает на взрыхленный песочек. Не удалось! С досады он лупит ту несчастную ногу, которая задела паутинку, всеми остальными ножками и кричит:

— Это ты виновата!… Из-за тебя оборвалось!… У, неуклюжая! Не прощу!… — Стадион смеется над щелкуном, бьющим собственную ногу, а тем временем подоспевшие пауки уже сплели новую паутинку, сороконожка отмерила нужную высоту, муравьи привязали нить между стебельками, жук-могильщик взрыхлил песочек — чтобы прыгунам было мягко падать. Судья усач объявляет:

— Щелкун высоты не взял. Приготовиться скакуну!

Длинноногий большеглазый жук-скакун все время до этого момента массировал лапки, разминался, готовился к прыжку. Теперь он входит в сектор, останавливается, притрагивается к висящему на животе амулету. Этот амулет — коготок колибри — должен принести ему удачу.

— Вперед, в чемпионы! — кричат со всех сторон болельщики-скакуны.

Жук-скакун еще раз дотрагивается до амулета, шепчет заклинание, которое, по его мнению, тоже должно помочь. Заклинание звучит так: гюр-гюр, люр-люр. Потом он поплевывает на лапки, разбегается, вот-вот прыгнет, но… Но вдруг останавливается под самой паутинкой. Наверное, плохо разбежался. Возвращается назад, снова поглаживает амулет, снова бормочет свое «люр-люр, гюр-гюр», снова разбегается, сейчас взовьется вверх! Но опять останавливается. От волнения и надежды его большие глаза еще больше расширяются, зеленый животик вздрагивает, а передние лапки продолжают гладить амулет, который должен принести счастье. Еще одна попытка: снова разбегается, снова останавливается и снова не может прыгнуть…

— Это еще что за новости? — удивляется даже судья усач, много лет посвятивший спорту.

— Скакунишка-трусишка! — вопят зрители.

— Прыгай наконец, не позорь нас! — доносится оттуда, где сидят болельщики-скакуны.

— Теперь уж точно прыгну! — клянется жук-скакун, в последний раз трогает свой счастливый амулет, бормочет заклинание, разбегается и — чтоб тебя! — снова в страхе замирает под паутинкой.

Когда он разбегается уже в пятидесятый раз и в пятидесятый раз испуганно останавливается и не прыгает, судья усач теряет всякое терпение и топает лапкой:

— Хватит. Уходи с площадки! Засчитываю тебе поражение.

Под хохот всего стадиона потемневший от стыда трусишка-скакунишка отходит в сторону, срывает с себя амулет, в сердцах швыряет его на землю. И тогда — подумать только! — одним могучим прыжком перемахивает через весь овражек и скрывается на лугу.

— Чтоб ему провалиться! — гудят от досады все скакуны-болельщики. — Когда не надо, прыгает до самого неба!

А судья уже объявляет:

— Приготовиться цикаде!

И вот цикада взлетает вверх, вот она уже у самой паутинки, но, увы, тоже задевает ее, и тонкая ниточка обрывается. Цикада шлепается на песок и от обиды, что не удалось стать чемпионкой, жалобно трясет лапками и трещит:

— Прросто безобрразие… Позоррр…

Пауки тут же сплели и передали муравьям новую паутинку, сороконожка отмерила нужную высоту, жуки-могильщики взрыхлили песок, а цикада все еще валяется вверх лапками на песочке и трещит:

— Позорр, позорр…

— Прошу покинуть сектор для прыжков. Вы мешаете другим спортсменам! — строго говорит ей судья усач.

Вы читаете Робот и бабочка
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату