упреки, а посему он предпочитал молчать. После каждого круга он посматривал в сторону стола, где сидел Юбер, но всякий раз взгляд его встречался лишь со взглядом Милорда. Во время танца он старался держаться подальше от Сильвии, а она крепко сжимала его руку. Она улыбалась, и молчание, казалось, нисколько не тяготило ее.
— Ты очень хорошо танцуешь, Бруно, — нежно проговорила она наконец. — Но со стороны, наверное, кажется, будто ты побаиваешься меня.
— Нисколько! — сухо возразил он. — Почему я должен тебя бояться? Я никого не боюсь. — Долго скрываемое раздражение вырвалось наружу, голос его задрожал. — Хватит с меня, слышишь, хватит с меня всего этого: намеков твоего свекра, выходок Юбера, пошлостей Жоржа, твоей и моей лжи. Хватит, я их щадил, а теперь мне хочется крикнуть им в лицо правду.
— Что ты, Бруно, — сказала Сильвия с мольбою в голосе, подняв на него глаза, — не надо! Я понимаю, что тебе больно быть в одной с ними компании, но ведь мы вместе, в первый раз в жизни мы танцуем, и разве это не самое главное? Не обращай внимания на Юбера и Милорда…
Она смотрела на него, глаза ее блестели, губы были полуоткрыты.
— Легко сказать, — пробурчал Бруно. — Он обнимает тебя у меня на глазах…
Он вдруг умолк, взволнованный сознанием, что ведь и он обнимает Сильвию, что рука его лежит на ее спине. Что ее грудь касается его груди. Их толкали, прижимали друг к другу.
— Что он имел в виду, когда советовал тебе быть благоразумной во время танцев?
— Это Юбер так шутит! — сказала Сильвия. — Пожалуйста, не придумывай того, чего нет, мой дорогой Бруно. Это не то, что ты думаешь, клянусь тебе. — Лицо ее теперь было у самого лица Бруно, устремленные на него глаза горели. — Я не хочу, чтобы ты мучился из-за меня.
Фокстрот кончался, и Бруно еле сдержал желание изо всех сил сжать в объятиях свою партнершу. Времени оставалось совсем немного, и, если Бруно намеревался сказать Сильвии то, о чем он думал с самого утра, надо было спешить.
— Сильвия, милая Сильвия, — с жаром сказал он, — давай уедем, хорошо, ты согласна? Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется, много-много лет, если нужно, но окажи мне, что настанет день, когда мы соединимся навсегда.
Обычно Сильвия ничего не отвечала, когда он начинал говорить о будущем, или же поспешно переводила разговор на что-нибудь другое. На этот раз она нежно улыбнулась Бруно и на мгновение прильнула к нему. Но оркестр уже перестал играть, пары покидали площадку.
— Да, Бруно, — сказала она, — я тебе это обещаю. Я тоже верю: настанет день, когда мы соединимся, чтобы никогда уже больше не разлучаться.
Они с сожалением вернулись к столику, и Бруно заметил, как внимательно, хоть и с притворным безразличием, оглядел их Милорд. Юбер велел принести еще вина, веки его покраснели, он был явно навеселе. Сильвия и Бруно медленно пили вино и смотрели друг другу в глаза, — у Бруно снова возникло ощущение, что они целуются, и он почувствовал, что сейчас покраснеет.
— Я как раз говорил папе, — заметил Юбер, еле ворочая языком, — что мы с Сильвией, собственно, влюбились друг в друга на танцах. Помнишь, женушка, как мы с тобой танцевали?
Он протянул Сильвии свою большую квадратную ладонь, но та сделала вид, что не замечает этого. Она встала и подозвала официанта.
— Если наши юноши хотят быть в «Сен-Море» до десяти, — сказала она, — нужно ехать. Сходи поищи Жоржа, Бруно.
На обратном пути, как только они выехали из Касселя, Юбер развил бешеную скорость. Когда они рассаживались, отец Юбера вызвался вести» машину, но тот решительно воспротивился, заявив, что выпил лишь несколько рюмок, — такой мужчина, как он, не может от этого опьянеть. Сидя рядом с братом, Жорж пел, смеялся, объявлял показания скорости; как только впереди появлялась какая-нибудь машина, он подстрекал Юбера обогнать ее. Ревел мотор, на поворотах взвизгивали шины. Но в глубине машины царило молчание. Лишь Милорд время от времени цедил сквозь зубы проклятья, — он сидел, вцепившись в спинку переднего сиденья, словно боялся, что его может выбросить вперед. Бруно чувствовал, как дрожит рядом с ним Сильвия; желая ее успокоить, он крепко стиснул ее руку. В ответ Сильвия прижалась коленом к его ноге. Юбер резко затормозил, и она вскрикнула от страха.
— Юбер, ты с ума сошел! — воскликнул Милорд, не в силах больше сдерживаться. — Ты попадешь в аварию!
— Подумаешь! — расхохотался Юбер. — Этих детей надо вовремя доставить в коллеж! Старик «Ситроен» великолепно ведет себя. Смотри!
И, не сбавляя скорости, он повернул. Раздался скрежет шин, задние колеса занесло на обочину. Из ночи на них вдруг надвигались стволы деревьев — они как бы вырастали друг из друга, удлинялись и удлинялись, потом, как подрубленные, падали куда-то вбок. Юбер не переставая смеялся; выехав на прямую дорогу, он отпустил руль и закурил сигарету.
Бруно не испытывал страха, наоборот: он был возбужден, это было какое-то радостное чувство, которое все усиливалось. Вот уже несколько часов его не покидало ощущение, что должно произойти что-то неожиданное и ужасное, и теперь ему казалось, что этот момент настал. Он был уверен, что эта бешеная гонка скоро завершится аварией и Юбер будет убит. Не он и не Сильвия, нет, но Юбер, Юбер, которого воображение уже рисовало лежащим на земле, с закрытыми глазами, возле обломков машины. Со времени, знакомства с Сильвией Бруно впервые подумал о смерти Юбера и теперь, не стремясь осознать, хочет он этого или нет, размышлял о том, к чему это может привести. Исчезло бы препятствие, мешавшее его счастью с Сильвией; он никогда не чувствовал такого прилива сил, такой уверенности в себе, такой гордости от сознания, что он живет. Сильвия придвинулась вплотную к нему, и им овладело пьянящее ощущение, будто рука ее, опирающаяся на его дрожащую руку, ее бедро, тепло которого он чувствовал, их скрещенные ноги принадлежат им обоим. Не в состоянии говорить, он прислушивался к биению сердца в ее груди.
Он был ужасно огорчен, когда в желтом свете фар перед ними вдруг вырос фасад коллежа.
Глава IX
Восстановительные работы были наконец окончены, и Жорж пригласил Кристиана, лучшего игрока коллежа, на открытие корта в Булоннэ. Он сделал это вопреки желанию Бруно, который вовсе не хотел, чтобы их группа разрасталась, тем более за счет Блонделя. Польщенный приглашением, Кристиан прибыл в полном параде: с двумя ракетками, с коробкой новых мячей, в трикотажном спортивном свитере и в американской шапочке с козырьком — ничто не было забыто. Несмотря на жару, он долго не снимал своего потрясающего белого свитера и во время игры часто подносил, руку к волнистым напомаженным волосам, проверяя, хорошо ли они лежат.
Бруно сидел на скамейке рядом с Милордом, пока Кристиан играл первую партию против Жоржа. Внимательно следя за игрой, Бруно рассеянно отвечал на замечания соседа. Он надеялся, что Милорд скоро уйдет, но дипломат — увы! — казалось, все больше и больше увлекался игрой и стал даже поговаривать о том, чтобы самому выйти на корт. Бруно был сильно разочарован тем, что, придя на площадку, не обнаружил там Сильвии, и теперь поминутно посматривал в ту сторону, откуда она должна была появиться. Но с того места, где он сидел, усадьбы не было видно: взгляд наталкивался на колышущуюся листву каштанов, затем виднелся уголок желтеющего луга и спутанная масса рододендронов, щетинившихся лиловатыми цветами, которые под лучами ослепительного солнца казались почти белыми. Откуда-то издали через равные промежутки времени доносился дразнящий крик невидимой кукушки.
Милорд молча покусывал нижнюю губу. Он так любил говорить, словно жизнь его останавливалась, если молчал язык. Жорж рассказывал, что, когда у Милорда не было другого собеседника, он шел к старой кухарке и часами болтал с ней. Поэтому молчание длилось недолго, и он попытался найти новую тему, которая могла бы заинтересовать его молодого соседа.
— Я узнал, — сказал он звучным голосом, — что ваша сестра скоро выходит замуж за сына Сико. Ваши родители, наверно, в восторге: Сико очень милые люди, к тому же у них огромное состояние, что в
