приговоры?
Несмотря на скромное обличье, ваше средство довольно эффективно, если вы придаете ему столь большое значение.
Разумеется. Оно направлено на то, чтобы устранить дух сопротивления, этот всегда опасный корпоративный дух союза юристов, сохранивших память о прежних правительствах или даже поклоняющихся им. Оно привнесет в их круг многие новые элементы, оказывающие благотворное влияние на умонастроение, создаваемое моим правительством. Двадцать, тридцать, сорок судейских постов, освобождающихся ежегодно вследствие отставки старых судей, приведут к перегруппировке всего юридического персонала, который будет обновляться каждые двенадцать месяцев снизу доверху. Вам известно, что одно единственное освободившееся место вследствие перемещения чиновника на более высокий пост может привести к пятидесяти новым назначениям. Можете представить, что будет, если одновременно освободится от тридцати до сорока мест. Произойдет не только уничтожение согласия во взглядах на политику, но и осуществится еще более тесное сближение с правительством, в распоряжении которого находится значительное число постов. Вот молодые люди, намеренные сделать карьеру и не останавливаемые более на служебной лестнице своими начальниками, назначенными пожизненно. Им известно, что правительство любит порядок, что и народ его любит, и что речь идет только о том, чтобы служить тому и другому, что следует выносить разумный приговор, если оказывается затронутым порядок.
Однако если людей не совсем поразит слепота, они упрекнут вас, что среди судейских чиновников царит отвратительный карьеризм. Я не стану расписывать возможные последствия; каковы бы они ни были, их перспектива не изменит ваших планов.
Я не намерен прятаться от критики. Она не принесет мне большого вреда, пока я ее не слышу. В любом случае я возьму за правило, что все мои решения беспрекословны, пусть они и вызывают брюзжание. Властитель, поступающий так, всегда уверен, что его волю будут уважать.
Разговор четырнадцатый. Юстиция как орудие властей
Я уже несколько раз говорил вам и скажу снова, что мне не нужно все создавать и организовывать заново, что большую часть инструментов моей власти я найду в уже существующих учреждениях. Вам известно, что понимают под законом о защите конституции?
Разумеется, и я сожалею, что против своей воли лишаю вас эффекта неожиданности, к которому вы всегда с таким умением прибегаете.
Что вы думаете об этом законе?
По моему мнению — и это справедливо по крайне мере для Франции, о которой вы сейчас, вероятно, говорите — данный закон предназначен для вполне определенной ситуации и при режиме свободного конституционного правления может быть изменен, если вовсе не отменен.
Я нахожу, что вы говорите о нем вполне взвешенно. Согласно вашим теориям закон этот относится к одним из самых жестких ограничений свободы, которые только могут существовать. Ведь каково значение этого закона? Если частные лица подают в суд на правительственных чиновников, которые нанесли вред их делам, то судьи ответят им: Мы не сможем защитить ваших прав, это не входит в компетенцию суда. Обратитесь к властям, чтобы они предоставили право судебного преследования своих чиновников. И это в действительности будет отказом от отправления правосудия. Какому правительству придет в голову дать разрешение на преследование такого рода?!
Почему вы выступаете против этого? Мне кажется, все это вполне в духе ваших рассуждений.
Я хотел лишь показать вам, что в государствах, в которых судопроизводство наталкивается на подобные препятствия, правительству не приходится боятся судов. Такие чрезвычайные законы вводят в законодательство всегда лишь как временную меру, однако когда нужда в них миновала, чрезвычайные законы сохраняются, что вполне справедливо. В самом деле, если все в порядке, они никому не мешают, а если порядок нарушается, они необходимы.
Существует и другое современное учреждение, которое с не меньшей эффективностью служит осуществлению централизованной власти. Это учреждение имеет юридическую структуру, которую вы называете прокуратурой и которую прежде с большим на то основанием называли королевским судом, поскольку деятельность его характеризовалась главным образом тем, что это учреждение созывалось или распускалось по повелению монарха. Мне нет нужды объяснять вам, какое влияние оказывает это ведомство на суды, к которым оно относится. Это влияние значительно. Усвойте это получше. Теперь я скажу несколько слов о кассационном суде, право на который я также оставил за собой. Он играет значительную роль в мире юстиции.
Кассационный суд — это нечто большее, чем чисто юридическая корпорация. Он в определенном смысле является четвертой властью в государстве, поскольку в его задачи входит определение смысла законов в последней инстанции. По этой причине мне следует повторить здесь те мысли, которые я уже, как мне кажется, формулировал при разговоре о сенате и законодательном собрании. Если бы такой суд был полностью независимым от правительства, он в силу своего суверенного и почти безграничного влияния по собственному произволу стал бы нападать на толкование законов. Ему бы потребовалось для этого всего лишь систематически ограничивать или расширять в духе свободы определения законов, регулирующие осуществление политических прав.
А это явно противоречит тому, что вы от него требуете.
Я от него ничего не стану требовать. Он совершенно самостоятельно станет делать то, что ему следует делать. Ведь именно здесь осуществляется наиболее сильная концентрация различных мотивов, ведущих к влиянию на систему судов, о чем я уже говорил. Чем ближе судья находится к государственной власти, тем больше он к ней принадлежит. Консервативный дух правительства здесь разовьется в гораздо большей мере, чем где-либо еще, и законы, имеющие огромное значение для государственной полиции, будут толковаться этим высоким собранием так, как выгодно моему правительству, что позволит мне отказаться от применения многих ограничительных мер, к которым в противном случае пришлось бы прибегнуть.
Слушая ваши речи, приходишь к мысли, что при толковании законов может царить подлинный произвол. Разве тексты законов не написаны ясным языком и не толкуются однозначно? Разве их смысл может излагаться столь широко или с такими произвольными ограничениями, как вы говорите?
Мне не придется поучать автора «Духа законов», опытного судью, вынесшего столько великолепных