известно, у Лауры нет русских друзей. И вообще их в гимназии почти нет. Они все живут на Шварценберге, знаете? И там в основном учатся в гауптшуле. У них там все время драки. Хотя в восьмом классе есть русская девочка, но Лаура с ней не общалась.
— Я слышал, у Лауры были плохие отношения с ребятами в классе? — осторожно спросил я. Небольшие бурые глазки Тани остро блеснули на меня.
— Она была самая нормальная в нашем классе! Вам наверняка про нее наговорили гадостей, я знаю. Это все вранье. Она была самая нормальная.
Таня помедлила.
— Вы же видите, какая я. Толстая. Никого не интересует, что ты читаешь, о чем думаешь, что ты за человек. Все видят только это, и... я для них не существую. Я никто. А для Лауры — ей было все равно, толстый ты или нет. Она... она защищала меня. Она из-за меня один раз подралась.
Я кивнул.
— Вы дружили с Лаурой?
— Трудно сказать... наверное, нельзя сказать — дружили. Кто же будет со мной дружить... Но и с ней тоже. Понимаете, все видят, что она — другая. Не как все. А они... они не терпят, если кто-то от них отличается. Вот я, например, толстая, и за это они меня ненавидят. Казалось бы, какая им разница? Не понимаю.
— А чем отличалась Лаура? Почему она была другая?
— Потому что она очень умная, — спокойно сказала Таня, — и потому, что дома... вы наверное думаете, у нее такая семья. А на самом деле дома ей было очень плохо. Вы только не рассказывайте фрау Шефер, что я... ладно?
— Не беспокойтесь. Но мне в самом деле показалось, что у них приличная семья. Ее мать ведь работает в службе по делам молодежи. Педагог.
— Она ее вообще никуда не выпускала, — сообщила Таня, — ей ничего было нельзя. Вечером выйти куда-то. С классом если куда-то идем. Она даже в поездки с классом ее не отпускала. Ей никогда нельзя было гулять. И дружить... мы один раз пришли к ней домой, так фрау Шефер мне сказала, что не хочет, чтобы я к ним приходила, и вообще потом запретила Лауре со мной дружить. Даже не знаю, почему. Мой папа адвокат, у нас нормальная семья... я учусь хорошо. Я думаю, что фрау Шефер сама какая-то очень странная. Она запирала Лауру в комнате и забирала все книги. Это у них было такое наказание. Вообще все книги забирала. А в интернет Лауре никогда было нельзя. Фрау Шефер сказала, что детям вредно ходить в интернет. А ее сын уже ходит!
...Я уже прошерстил, конечно, на всякий случай фейсбук и 'спик мих' на предмет дневников и следов, оставленных там Лаурой — какой же подросток сейчас не имеет собственного аккаунта в фейсбуке! Но никаких следов Лауры в интернете не было.
— И у нее не было мобильника. Вообще не было, понимаете?! Это тоже вредно.
Я представил себе роль, которую играет мобильник в жизни современного подростка. Это практически дополнительная необходимая часть тела... Действительно.
— Значит, в интернете она никогда не бывала.
— Вообще никогда, совсем!
Таня уже допила свой коктейль. Я подумал, не стоит ли взять ей еще что-нибудь. Разговор становился интересным.
— А отец Лауры? Он как относился ко всему этому?
— А он был все время на работе. Ему, кажется, было все равно.
— У меня сложилось другое впечатление, — сказал я осторожно, — вроде бы, отец как раз и занимался воспитанием Лауры.
Таня покачала головой.
— Не знаю. Она рассказывала о фрау Шефер, но никогда, ничего не говорила об отце.
Девочка помолчала.
— Вы не ищите ее, — сказала она неожиданно, — не найдете. Она давно уже хотела отсюда уйти. Они ее довели. И хорошо, что она ушла. Не надо никуда ее возвращать. Я бы хотела, чтобы она вернулась к нам, но ей там лучше...
— Там — это где?
— Как где? — Таня пожала плечами, — конечно, в России.
Я раздумывал, не стоит ли поехать сегодня на Шварценберг. Может, и стоило, конечно. Но ведь это гигантский район, там несколько тысяч человек, из них половина русских, и у всех есть дети, у многих — подростки. И как справедливо заметила Таня Бреннер, никто из них не учится в гимназии. Где Лаура могла их встретить, договориться с ними?
А жаль. Это была бы хоть какая-то ниточка. Отмороженные русские подростки забрались в дом банковского служащего, прикокнули его и укатили куда-нибудь вместе с дочкой — курить каннабис, пить водку, наводить ужас на окрестных бюргеров...
Может быть, все не так мрачно, но знание русского — это все же какой-то вариант.
Во всяком случае, более перспективный, чем фонд Фьючер. Интернет-адреса на проспекте не было, только телефон. Мобильный. И он, разумеется, не отвечал. Я оставил след на автоответчике, попросив перезвонить. Можно еще попытаться — только через полицию, конечно — определить местонахождение владельца телефона. Интуиция подсказывала мне, что это ничего не даст, но проверить надо все.
И я позвонил Михаэлю.
Мы встретились на выходе из пассажа. Михаэль как раз покупал подарок дочке на день рождения и согласился со мной встретиться. В забегаловке внизу мы взяли по безалкогольному пиву, и однокашник продемонстрировал мне огромную розовую коробку с барби, лошадью и коляской.
— Как ты думаешь, пойдет? Не знаю, что у них сейчас в моде...
— Сколько ей, пять? Думаю, да, — сказал я. Странный он — ну откуда мне знать, что сейчас любят пятилетние девочки?
Михаэль, как нормальный немецкий мужчина, разведен. С дочкой общается по выходным. Посоветоваться с бывшей женой по поводу подарка то ли не приходит в голову, то ли у них плохие отношения. Я не стал уточнять — не хватало мне еще лезть в подобные дела. Вот насчет дочки, если честно, я ему завидую. Порой и мне так хотелось бы иметь маленькую девчонку или пацана, возить в зоопарк, катать на пони, рассказывать, почему земля вращается вокруг солнца, а не наоборот...
Жаль, что без женщин в этом деле ну никак не обойтись.
— Так чего ты хотел-то?
Я рассказал вкратце. Михаэль пожал плечами.
— Телефон пробить можно, не вопрос... но зря ты с этим связался. Дохляк полный.
— А что, еще новенькое что-нибудь нашли?
Михаэль поколебался.
— В общем-то, это не тайна, но... Ну ладно, ты тоже подкинул информацию насчет этого фонда. Нам-то деваться некуда, приходится расследовать. Но как я тебе сразу сказал, дело это гиблое. Ты знаешь, что эксперт написал?
— По поводу трупа?
— Да, конечно. Как уже говорилось, мужик был застрелен. Классическая огнестрельная рана в сердце. Снайперская работа прямо. Так вот. Оружие — не определяется. Пуля... — Михаэль сделал драматическую паузу — пули нет. Исчезла.
— Как исчезла?
— А вот так. На месте преступления нет гильз или, допустим, других вылетевших пуль. Ну это ты знаешь. Пуля должна была остаться в организме убитого, так как нет выходного отверстия. Так вот, пули — нет. То есть совсем. Канал есть, вход есть — а пуля как будто растворилась.
— Боже милостивый, — сказал я, — то есть его вскрывали, и точно убедились, что это не какая-нибудь хрень со смещенным центром тяжести...
— Да уж не сомневайся. Конечно, вскрывали. Да и канал был прямой и простой, так что не со
