говорит. Конечно, с таким параноидальным режимом безопасности, вести подпольную деятельность – еще та задача. Однако, не верю, что в городе нет подполья. Не верю – и все! Только, как же на них выйти?
А если попробовать узнать о судьбе своих товарищей, попавших в плен, не через подпольщиков, а через немцев? Я покрутил в голове все варианты. Получается, надо как-то узнать, что творится в застенках гестапо. Мысль о том, что самый легкий способ – это самому оказаться в этих застенках, вызвала нервную усмешку. Получается, надо отловить кого-то из гестаповцев. Или, на худой конец – из полиции. Снова возвращаемся в Ровно – не нападать же на все, проезжающие по шоссе машины, пока не попадется нужная птица… Ровно… Значит – снова подполье! Блииин…
Более-менее стоящая идея пришла в голову только через несколько часов напряженных раздумий. Что-то всплыло в памяти… Что-то, связанное с евреями… Вот! Пятнадцать тысяч человек расстреляли – задолбаешься ведь потом отмывать и трупы вывозить! Значит…
— Доктор! — я растолкал несчастного Максима Сигизмундовича. — Тех евреев, их в городе расстреляли или за город вывели?
— За городом, — доктор снова опустил голову. — Биля[3] Сосенок…
— Успокойтесь, доктор, — жаль, что пришлось снова ему напоминать, но прояснить этот вопрос мне было жизненно необходимо. Даже не мне – моим товарищам. Жизненно!
Я снова отвернулся от Максима Сигизмундовича и погрузился в свои мысли. Значит так, евреев вывели за город. В Киеве расстреливали евреев, и не только, в Бабьем Яру. Что общего? Оба этих места находятся за городом и приговоренные прибывают к месту казни своим ходом – живыми. Только там уже их расстреливают и сбрасывают в, предварительно выкопанные, могилы. Немцы, мать их, как всегда подошли к вопросу рационально – избавились так от хлопот по уборке и перевозке трупов. Получается, остальных приговоренных тоже расстреливают где-то за городом. Если попытаться отбить смертников… Среди них ведь вполне может оказаться кто-то из подполья!
— Доктор, встряхнитесь! — я подошел к Максиму Сигизмундовичу. — Не время сейчас. Работать надо.
Следующие два дня ушли на подготовку. На этот раз я постарался все спланировать более тщательно. Максим Сигизмундович остался с нами. После всего, что он узнал, доктор просто не мог заставить себя вернутся в Тучин. То ли боялся сорваться, то ли еще по какой-то причине. В любом случае, у меня против этого никаких возражений не было. Врач всегда может пригодиться. А врач, который может безбоязненно ездить в город – тем более. Хотя, я бы не сказал, что безбоязненно. Уговаривать Максима Сигизмундовича снова отправиться в Ровно пришлось не меньше часа. Это действительно было необходимо. Во-первых, следовало выяснить, где происходят расстрелы. О таких вещах в городе должен знать каждый, хотя расспрашивать об этом прямо – слишком опасно. В общем, если доктор что-то разузнает, то хорошо. Если нет, то найти такое место и самим будет не очень сложно – сомневаюсь, что рядом с новоявленной столицей есть много мест, где периодически звучит стрельба. Во-вторых, доктору было поручено сделать кое-какие покупки. С этим проблем возникнуть не должно было вообще. Несмотря на жесткий режим безопасности в городе, люди продолжают жить и нуждаться во многих вещах. Если принять во внимание, что Ровно – это город, то его население должно нуждаться, в первую очередь, в еде. Здесь ведь гораздо сложнее с продуктами, чем в селах – мало у кого есть свои огороды, скотина и прочие преимущества, в продовольственном плане, сельской жизни. Магазины, оставленные немцами для удовлетворения нужд местного населения, вряд ли смогут удовлетворить все потребности людей – большинство продуктов ведь направляется на нужды армии, а простым людям, тем более – низшего сорта, достаются лишь остатки. Так что, все это должно способствовать развитию, если не полноценного черного рынка, то, хотя бы, натурального обмена, когда люди меняют свое имущество на хлеб. Вот и поставил я доктору задачу пошарить на таких толкучках – приобрести простыни, с помощью которых мы сможем хоть как-то замаскироваться на снегу, несколько комплектов одежды поприличнее, в которую, при случае, можно переодеться самим или переодеть тех, кого сможем, если операция пройдет успешно, спасти от расстрела, и еще кое-что, по мелочи. Собственно, в этом, если не считать 'обсасывание' плана, чтобы постараться учесть все мелочи, и заключалась вся подготовка. Дальше мы просто сидели и ждали. Ожидание закончилось утром третьего дня.
Для разнообразия, фортуна все же решила нам улыбнуться. Максим Сигизмундович, кроме большинства из того, что он должен был купить, привез и хорошие новости. В Ровно действует подполье!
— Я по базару ходыв, так дывлюсь[4] – люды забигалы, — доктор, еще немного бледный, заметно воспрянул духом и говорил уже гораздо бодрее, чем после прошлого посещения Ровно. — Нимци набижалы, ловылы когось. А бабка, у якои я одежу покупав, говорыть, шо то хтось листовки по базару розкыдав…
В общем, после того, как неизвестные бросили в народ пачку листовок, все окрестные патрули бросились ловить подпольщиков. Но поймать кого-то в толпе, да еще и в возникшей, при виде набежавших со всех сторон вооруженных солдат, сутолоке, конечно же, не удалось. Как не удалось и Максиму Сигизмундовичу определить, кто же все-таки был виновником всего этого. Ну, да ладно. Главное, что теперь мы знаем – есть что искать. Однако, придется, все же, поискать. Где находится место, на котором приводятся в исполнение приговоры, доктор спрашивать побоялся.
Долго отдыхать доктору не пришлось. Примерно через час после его возвращения я дал команду выступать. Может это и неразумно – передвигаться по открытой местности на оккупированной территории при свете дня, но я счел еще более неразумным подойти к Ровно, кишащему немцами, утром. Лучше уж засветло прокатиться на санях по пустынной степи, а вокруг города ходить в темноте. Начать поиски я решил с Сосенок – места, где было уничтожено пятнадцать тысяч евреев. Если немцы решили устроить там массовое захоронение, то вполне могут хоронить там же и тех, кого расстреливают небольшим числом.
До места мы добрались без приключений. По пути нам не встретилось ни одного человека – пусть степь и изрезана сетью дорог, но здесь было довольно путей, которыми можно пройти, не приближаясь к ним. Так и вышло. Сани въехали в небольшую рощицу спустя несколько часов после того, как стемнело.
— Там траншея огромная, — вернувшийся из разведки Дронов указал на дальний край рощи. — Метров сто от последних деревьев. Закопано давно – не меньше недели назад.
Так, значит – это место, где захоронили евреев.
— А других следов нет? — спросил я.
— Гильз – море. Как идешь, так они под снегом звенят. Словно, по битому стеклу.
— Я имею в виду, следов, что кто-то еще копал, кроме той траншеи, нет?
— Ага. Есть пара мест, — закивал Арсений. — Там еще холмиков десять, уже хорошо снегом присыпанных. А один – так совсем свежий. Видно, не сегодня, так вчера там что-то закопали.
— Или – кого-то, — пробормотал я. То, что есть свежие могилы – обнадеживает. Значит, это как раз то место, которое мы искали. Только, каждый ли день немцы кого-то расстреливают? Не получится ли так, что нам придется сидеть здесь непонятно сколько, ожидая очередных осужденных? И сколько человек будет их сопровождать?
Отпустив Дронова, я подошел к саням.
— Гац, Новак, наломайте еловых веток. Только так, чтоб это не было особо заметно. Берите по пару веток с каждой елки. Доктор, сани придется спрятать. Роща жидкая – увидят нас сквозь нее, как пить дать. Отъедете подальше в степь и встаньте за каким-нибудь холмиком, чтоб не просматривалось от рощи. Крышневский – едешь с доктором. Запомни место, где он остановится, и возвращайся назад.
Через полчаса мы уже лежали в засаде. Казик, Шпажкин и Дронов – на самой окраине рощи, а я, Крышневский, Новак и Гац – правее и впереди их. На снег мы положили заготовленные лапы, хоть как-то защищающие от холода, идущего от промерзшей земли, и дающие призрачную надежду, что ничего важного мы себе не отморозим. Сверху все накрылись простынями. Потянулось долгое ожидание. Перед самым рассветом меня растолкал Гац. Оказывается, несмотря на пробиравший до самых костей, мороз, я умудрился задремать. Причина, по которой меня разбудили, оказалась проста – по дороге, проходящей метрах в двухстах от нас, двигалась цепочка людей. Раз… два… три… Всего – человек пятнадцать. А за ними – сани. Когда они подошли поближе, я смог рассмотреть все подробности. Двенадцать изможденных
