Дезагюлье в 1737 году принял в «братство» сына короля Георга II — Фридриха-Людвига, принца Уэльского. Знать буквально валом повалила в ложи, где ранее доминировали средние классы. В 1730 году из девяти Великих магистров европейских стран шесть были знатного происхождения.
Рождение масонских лож шло как бы волнами. Они то устремлялись из Лондона на континент Европы, то возвращались в Альбион. Если у колыбели современного масонства в Англии стоял француз Дезагюлье, под наблюдением которого и формировались первые уставы масонства, то начавшие создаваться в 30-х годах в Париже ложи масонства (к 1730 году их было пять) имели английских кураторов. Ими стали якобиты, сторонники Якова II Стюарта, изгнанного в 1688 году из Великобритании и обосновавшегося в Париже. Первая «правоверная» ложа в Париже, признанная в 1732 году англичанами, имела благословение графа Дервентуотерского — Чарльза Рэдклиффа, известного близостью к упоминавшимся «розенкрейцерам». Этот англичанин считается первым гроссмейстером французского масонства. Вскоре ложи на английский манер возникают в Бордо, Руане и других городах Франции.
В 1728 году ложи английского образца появляются в Мадриде, на следующий год — в Гибралтаре. Их крестным отцом является герцог Филип Уортон. Он был одним из первых гроссмейстеров Великой ложи Лондона. С его одобрения печатались «Конституции» Андерсона, где предписывалось не принимать в масоны «глупых атеистов» и «разнузданных свободолюбцев». Вместе с тем в «Конституциях» практически не было, за исключением введения, ни малейшей ссылки на христианство. Речь не шла о простой забывчивости. Сам герцог Уортон состоял в «дьявологической» лондонской ложе «Адского пламени». За еретические взгляды ложа в 1721 году была закрыта. Уортону, который вдобавок был в сношениях с якобитами, пришлось бежать. Бывший сатанист успел, однако, основать испано-гибралтарские ложи, а сам… принял католичество и закончил жизнь монахом в испанском монастыре.
Гроссмейстер французского масонства Рэдклифф кончил хуже. Нелегально прибыв в Англию, он был арестован, обвинен в заговоре «якобитов» и казнен.
Эти бурные, полные драматизма события, разыгравшиеся на заре оформления масонства, между прочим, наглядно показывают, заслуживают ли доверия содержащиеся в «Конституциях» и «уставах» масонства утверждения, будто масоны у себя в ложах «не занимаются политикой» или «не обсуждают религиозные вопросы». (А ведь эту сладкую сказку повторял 250 лет спустя не кто иной, как член ложи «П- 2» Пьер Карпи, друг Личо Джелли, самого черного заговорщика и политикана!)
Бегство и казнь первых гроссмейстеров не остановили распространение масонства по Европе.
На древней земле Италии, где особенно бурно развивались в период Возрождения и еще до него, если вспомнить великого Данте, культурно-идеологические процессы, утверждались средние классы, масонство группировалось вокруг наиболее развитых торговых и ремесленных центров. Среди них возвышалась Флоренция с ее потенциалом цеховых организаций. Примером раннего социального вызревания современных отношений здесь являлось восстание «чомпи», чесальщиков шерсти (1378 г.). Вышедшая из купеческого сословия династия Медичи, правящая городом, придерживалась весьма самостоятельных взглядов на христианскую религию, тяготея больше к греческой философии и искусству и объединяя вокруг себя крупнейших художников и скульпторов (достаточно назвать Боттичелли и Микеланджело). Известный по всей Европе и на Средиземноморье золотой цех города, выдвинувший в качестве своего декана Бенвенуто Челлини, также представлял собой подходящую среду для утверждения прамасонских понятий и верований.
Именно в период угасания владычества Медичи в 1733 году во Флоренции появилась первая официальная масонская ложа. За ней последовали Рим и Неаполь. Впрочем, в Риме, под боком у папы, уже около 1700 года проводились «якобитские вечери» под знаком «Великого Архитектора храма Соломонова». А первые шаги в Италии, но еще неофициальные, масонство, по свидетельству Сильвано Спинетти, совершило в начале 1700 года в Ливорно, «традиционной торговой базе Британии в Тирренском море, а также местопребывании крупного израэлитского сообщества».[48]
В столице Сицилии Палермо задолго до оформления лож на тайные мессы собирались «рыцари Мизраима». А в Венеции и Фриули знать и крупные торговцы собирались под видом игры в карты на эзотерические собрания. Одним из центров распространения эзотерических знаний было в Венеции израэлитское сообщество, место поселения которого, названное по имени близлежащей металлургической фабрики «гетто», стало международным термином.
Масонские общества возникают в Милане, Вероне, Падуе. Особый размах получает развитие масонства в Неаполе, столице «королевства обеих Сицилии», где его поддерживают коронованные особы. Ложи Флоренции, Рима, Неаполя, как отмечает Спинетти, «старались привлечь к участию прежде всего высшие слои финансистов и делового мира». Их рождение, по оценке масона Франкоччи, «было связано с сознанием, что необходимо, наконец, построить мир на новых экономических и социальных основах».[49]
Но масонство вместе с тем исполнено почтения к аристократии, монархии, стремится заручиться их поддержкой, вовлечь в свои ряды.
В 1733 году возникла первая английская ложа в Гамбурге. Здесь важную роль сыграл граф Альбрехт Вольфганг Шаумбург-Липпе, принятый в масоны в Лондоне в 20-е годы. В Миндене он сумел очаровать наследника прусского престола, прибывшего сюда вместе с отцом — Фридрихом-Вильгельмом I. В 1738 году (14 августа) будущий король Фридрих II, а речь идет о нем, вступает в ложу «Авессалом», а позже становится гроссмейстером берлинской ложи «К трем глобусам», руководителем прусского масонства.
Масонство шагнуло и в Россию. В 1731 году Великий магистр Великой Лондонской ложи лорд Ловелл назначил капитана Джона Филипса провинциальным Великим мастером «для всей России». Правда, объединяла его ложа лишь иностранцев, преимущественно самих англичан, живших в Петербурге. Лишь с 1740 года, когда ее возглавил Джеймс Кейт, в ложу стали вступать русские.
К тому же времени масонство начинает проникать и в Польшу, главным образом из Саксонии. Возникают отделения дрезденской ложи «Трех белых орлов», куда примыкают отпрыски наиболее аристократических семей — Мнишеки, Потоцкие, Огиньские, Виельгорские.
Поразительно быстрые шаги движение «каменщиков» делает в Америке. Если в 1730 году масонские ложи в Пенсильвании возглавил Даниель Кокс, живший в Англии, то с 1733 года его сменяет бостонец Генри Прайс. Он становится гроссмейстером всей Америки. В Филадельфии рождается и первая ложа, уже не зависимая от Великой ложи Лондона. Учреждается она при деятельном участии Бенджамина Франклина.
Еще в 1725–1726 годах он посещает Лондон, где интересуется масонством. Но возраст (19 лет) не позволил ему вступить в ряды «каменщиков» (возрастной ценз равнялся 25 годам). Возвратившись в Америку, Франклин создает в Филадельфии тайный «Клуб кожаного фартука», из которого рождаются затем «Книгоиздательское» и «Философское» американские общества. Несмотря на молодые годы, в 1734 году Франклин делается гроссмейстером. Через французские ложи масонство распространяется в Канаде, колониях в Центральной Америке.
Иными словами, от Европы до Америки только что оформившееся движение не просто набирает темп. Оно насчитывает в своих рядах несколько монархов (Англия, Австрия, Пруссия) либо тех, кому, как Франклину, суждено сыграть ведущую роль в исторических событиях.
Пожалуй, раньше других оценила возможные последствия экспансии масонов католическая церковь. Ватикан стремится затормозить шествие тех, кто грозит лишить церковь традиционного влияния на коронованных особ, на духовную жизнь общества. Удивляться поворотливости Святого престола не приходится. Кто другой обладал тогда столь совершенной сетью шпионов и информаторов?
И вот в 1738 году римский папа Климент XII распространяет буллу «Ин эминенти».
«Мы узнали, — говорится в ней, — что созданы и ото дня ко дню укрепляются центры, объединения, группы, агрегации или конвенты под именем… «франкмасонов», куда… допускаются лица любой религии и из любой секты без всяких различий». Они, продолжает булла, «установили некоторые законы, некоторые уставы, которые их объединяют и особенно обязывают их под угрозой самых тяжелых наказаний, в силу клятвы, взятой под присягой над Святым писанием, сохранять неприкосновенным секрет обо всем, что происходит на их собраниях».
«Но подобно тому, как преступление рано или поздно раскрывается, несмотря на предосторожности, принятые, чтобы его скрыть, это общество, благодаря огласке, которую уже нельзя остановить, эти собрания стали столь подозрительными для преданных вере, что всякий добропорядочный человек
