часть прежнего багажа — символы, знаки и т. д. Отдельные масонские положения были запечатлены в уставах обществ, их проектах.
Тем не менее нужно признать, что когорта борцов за освобождение России от абсолютизма, крепостничества, за республику и свободы, выступившая под ядрами царских пушек в Петербурге, руководствовалась куда более радикальными и демократическими мотивами, чем можно было почерпнуть из «шотландских» и иных уставов. Их разрыв с ложами был обусловлен не только соображениями конспирации, но и сознанием узости рамок масонства для достижения целей, которые ставили перед собой декабристы, — разбудить нацию, народ. Вряд ли масонские условности могут заслонить величие людей, опередивших эпоху и зажегших факел свободы, когда казалось, для него еще не хватало воздуха. Резонанс открытого выступления против деспотизма был исключительно велик. И чем более он выявлялся, тем очевиднее становилась узость привносимых извне постулатов масонства. Из 121 декабриста, которых судили после восстания, масонами были 27. Судили их свои же масоны, такие, как Бенкендорф и другие руководители карательных органов. Здесь вновь подтвердилось правило, что не столько принадлежность к масонству, сколько личные взгляды, гражданская позиция отличают одних членов лож от других.
Ведь указ о закрытии всех масонских лож в России подписал Александр I, тогда еще сам масон, по предложению заместителя Великого мастера Великой ложи «Астрея» генерал-лейтенанта Егора Кушелева. Монархи, каждый по-своему, заигрывали с «братством» до тех пор, пока иные соображения не побуждали «братьев» совершать антигосударственные шаги. И тогда осуществлялся разрыв. Но мимикрия была частью тактики.
Мы упоминали об интригах Фридриха II, который сохранял свою палочную деспотию, в то же время, демонстрируя дружбу с Вольтером, что делала и Екатерина. (Кстати, Вольтер бережно хранил портреты обоих монархов-друзей у себя в Фернейском замке.)
При Александре I особую роль играл немецкий масон высоких степеней Штейн, назначенный после победы России в войне 1812 года полномочным представителем российского монарха в немецких областях. Генрих Фридрих Карл Штейн был властителем дум русских «розенкрейцеров», которых нередко ставят в один ряд с декабристами. В их числе был Николай Тургенев, который выехал в 1824 году в Европу. После расстрела на Сенатской площади он, проживая во Франции, а затем в Англии, доказывал, что ничего общего с «бунтовщиками» не имел.[68]
Это скорее всего было самозащитой. В воспоминаниях современников, есть немало свидетельств, что поэт был близок к тем, кто повел свои части на Сенатскую площадь, добиваясь провозглашения республики.
Н. Тургенев был принят не только в русское, но и во французское, а также немецкое масонство. Писатель-исследователь А. К. Виноградов в «Повести о братьях Тургеневых», написанной с использованием семейного архива Тургеневых, описывает «рыцарскую» церемонию посвящения Н. Тургенева в «братство» в глубокой шахте, которой руководил сам Гёте. А первоначальной задачей Н. Тургенева, выпускника Геттингенского университета, была разработка для Александра I законодательных уложений, которые облегчали бы предпринимательство в России, задача вполне буржуазная. Увидев, что Александр I не намерен полностью перейти на республиканские основы, Тургенев стал готовить декабристские выступления. Но они состоялись уже после его отъезда за границу и после кончины императора.
В Париже по требованию нового российского монарха Николая I, Тургенева задержали и начали производить обыск в его номере. Руководил операцией высокий полицейский чин Франции. Однако, увидев на спинке стула пятиконечную рубиновую звезду на ленте, подаренную Тургеневу бароном Штейном, он смущенно принес извинения и заявил, что произошло «недоразумение». Полицейский был, очевидно, масоном высокого посвящения и узнал звезду, являющуюся у масонов одним из сокровенных «охранных» символов.
Покровитель декабристов барон Штейн, будучи назначен Александром I министром по управлению немецкими землями, отвоеванными у Наполеона, сыграл большую, но малоизвестную общественности роль по объединению Германии. Впоследствии он стал одним из государственных деятелей Пруссии. Если в отношении России его целью было ослабление монархии, то в Германии он во многом подготовил выход на политическую арену Бисмарка, «железного канцлера», которому и приписывают основную роль в объединении страны. Зато о действительной роли Штейна хорошо осведомлены немецкие масоны. Штейну посвящен ряд памятных медалей, в Германии имеет хождение монета с его изображением. Он упоминается и в «Международном лексиконе…» германского масонства, хотя там его роль в государственном объединении немцев не выделяется. На этом примере можно видеть связь некоторых выступлений в России с европейским масонством, в его интересах, в чем участники этих выступлений, может быть, и не отдавали себе полного отчета. «Охранная грамота» Штейна помогла Н. Тургеневу благополучно добраться до Альбиона и умереть своей смертью в отличие от тех его коллег, которые были повешены в России. На похороны приехал в Лондон Иван Сергеевич Тургенев, живший в Париже. Он был родственником Н. Тургенева, а в Париже входил в масонскую ложу «Биксио». Русский писатель выступил на похоронах с прочувствованной речью.
Понимали ли Н. Тургенев и близкие к нему люди свою зависимость от тех, кто направлял их с Запада? (Теме подчинения русских масонов целям западных соседей посвящен роман Э. Скобелева «Свидетель», компетентно повествующий об интригах масонства против России в период царствования Петра III.)
А. К. Виноградов считал, что русское масонство было связано с объединением западноевропейских масонов—»большой европейской Карбонадой». Освободительное движение в России нужно было Карбонаде в основном для усиления своего влияния в России. А оба брата Тургеневы, Николай и друг Пушкина Александр, по его убеждению, «были и оставались «поздними розенкрейцерами» — масонами высоких степеней».[69]
«Николай Тургенев, — утверждал А. Виноградов, — в сущности, не был декабристом в историческом значении этого термина», а «идеи и практика, сущность и ритуалы тургеневской конспирации были и оставались
Н. Тургенев, по словам А. Виноградова, «видел, что вместе с течениями легкомысленными и пустыми есть глубокая подземная река, течением которой управляют ему не известные, но большие, вне России находящиеся силы».[70]
Элементы заданности, обусловленности ряда действий русских масонов, их связь с зарубежными организациями масонов нередко отталкивали русских интеллигентов, которые доверчиво примыкали к «братству» в поисках необходимых для смысла жизни «истин». Русским «братьям» внушалось, что их страна невежественна, что у нее не может быть собственной истории, нет и будущего, что Россию можно лишь «использовать», «цивилизовать», если поставить в зависимость от Запада.
Многочисленная придворная знать иностранного происхождения пропагандировала подобного рода космополитические воззрения и сумела до известной степени заразить пренебрежением к своей стране какую-то часть русского дворянства. А. С. Грибоедов в комедии «Горе от ума» изобразил подобные настроения. Две княжны повторяют: «Ах, Франция, нет в мире лучше края», вслед за французом из Бордо, который из гувернера стремится стать наставником московского общества. (Гувернером, напомним, был и И. Шварц, идеолог елагинско-новиковского масонства.) Запомнился и призыв Грибоедова поучиться хотя бы у Китая мудрого незнания иноземцев, чтобы собственный народ не принимал своих господ за немцев.
Поучительную эволюцию взглядов пережил один из виднейших русских просветителей, историк и писатель Николай Михайлович Карамзин. Захваченный идеями «будущего братства людей», поклонник и переводчик Руссо и Лессинга, редактор новиковского журнала «Детское чтение», он был одним из крупных масонов России. Вслед за Лоуренсом Стерном, написавшим «Сентиментальное путешествие», Карамзин ввел в русскую литературу в романе «Бедная Лиза» тему сентиментализма, идею личности, которые в итоге восторжествовали над господствовавшим ранее классицизмом.
Убежденный, что «всякие насильственные потрясения гибельны», что крепостное право, как и самодержавие, должно быть сохранено, Карамзин следовал умеренным образцам масонства. Ему в масонской среде был дан обязывающий псевдоним — «Рамзей», по имени англичанина, который обосновал высшие, «шотландские», этажи в масонстве. По поручению русских масонов, обеспокоенных начавшимися при Екатерине преследованиями, Карамзин в 1790 году направился в путешествие по Европе. Он совершил
