Шёл сутулый, зеркала пугая…Кто-то закричал: «Ва-банк! Грабители!»Разбудил в буфетной попугая.Было душно в низких, тёплых комнатах,Кисея белела на картинах.Возвращался снова к креслам кожанымИ, вздохнув, садился у камина.И потом нашли на утро тихогоНа полу с прижавшейся собакой…Слишком много было передуманоУ камина, тлевшего во мраке.
1911 г.
НА ЗАВОДЕ
Угрюмый старый дом с пустынной белой залой,С колоннами, с прозрачным фонарём,Где рододендроны сжились с геранью алойИ с любознательным увертливым плющом.Блестит паркет своими ромбами у кресел.Стеклянными подставками рояльДрожащих зайчиков под потолком развесилИ клавишей открыл блестящую эмаль.За окнами хлысты назойливых акаций,Изрезанный осколками сквозь нихГорит кусок реки… И нити вариацийВсё вьёт и вьёт смычок из-за дверей глухих.Прошлёпают по лестнице, уронятВнизу в буфетной вымытый поднос.Протяжно, без конца гудок заводский стонетИ лает, лает, подвывая, пёс.
1911 г.
МАМЕ
Мглистый путь, дорога дальняя,Рожь пахучая цветёт…Воротись, моя печальная,Смутен в поле поворот.На глаза навеет волосыВетер пасмурных лощин.От колёс затонут полосыВ мшистых складках луговин.Вскинет солнце очи влажныеНа извилины межи,Запоют свои протяжные,Заливные песни ржи.И очнёшься ты затерянной,Как печаль твоя, одна,В широте полей немереной,Широтой полонена.За востоком солнце дальнееЗаревого утра ждёт.Воротись, моя печальная!Смутен в поле поворот…
1911 г.
ДАЧА
Меж клумб и снежных островковДрожат сверкающие лужи.В них корабли из лепестковДремотный ветер тихо кружит.