широкая и яркая радуга. Саше нравилась переменчивая веселая погода, когда есть намек на неистовство природы.
Поднялась она рано и отправилась в элитный spa-центр. Охота за дием и нынешняя халтурка плохо сказались на внешности, а Лойе привыкла выглядеть свежо и молодо. Она отдала себя в руки профессионалов, и утро проскочило незаметно. Маникюр, педикюр, стрижка, укладка, макияж съели четыре часа времени и больше тысячи евро. Зато взглянув в зеркало, Саша наконец-то себя узнала. На встречу с Токаревым женщина опоздала.
Она в спешке шагала по площади Мариенплац. Напротив ратуши располагалось множество кафе. Столик можно было выбрать в помещении или на улице. Отсюда открывался прекрасный вид на здание Новой ратуши.
Саша обернулась и замерла от удивления. Над ней в подавляющем величии своих восьмидесяти метров нависала башня ратуши. Отсюда можно было во всех подробностях рассмотреть фасад здания. Его украшали удивительные скульптуры баварских герцогов, королей и курфюрстов, мифологические персонажи, множество водостоков в виде сказочным существ. Часы пробили полдень. Открылись дверцы часов, оттуда выплыл хоровод вращающихся фигурок. Они одновременно двигались на двух ярусах. На верхнем сражались друг с другом маленькие рыцари, а внизу — кружились в танце фигурки бочаров.
Саша отвернулась от ратуши и пересекла площадь. В одном из уличных кафе она увидела Токарева. Мужчина сидел за столиком в непринужденной позе. Свободно расправленные плечи, длинные ноги вытянуты и скрещены в лодыжках, в руках чашка кофе. Токарев как всегда оделся с небрежной элегантностью. Темно-коричневые брюки, кожаные мокасины того же цвета, кремовая сорочка и замшевая куртка цвета какао. Мужчина заметно посвежел, на щеках горел легкий румянец, мешки под глазами разгладились, да и морщин поубавилось. Лицо спокойно, на губах играет легкая улыбка. Токарев излучал довольство и негу. Так господь Бог взирал на плоды своих трудов в седьмой день.
Лойе любила смотреть на счастливых людей. Они напоминали ей свечи на ветру. Тонкий неверный огонек, никого не греющий, но видимый издалека. У одного свеча гасла от малейшего сквозняка, а в ком-то свет горел несмотря на жестокие бури. Огонь Саши давно умер. И только она была тому виной. Но Саша берегла свет в других. От этого ее личная тьма становилась менее непроглядной.
Токарев скользнул по женщине взглядом, посмотрел на часы, сделал глоток из большой белой чашки. Мужчина ее не узнал. Саша подошла к Токареву, поставила на стул сумку и сказала:
— У вас красивая улыбка, мистер Токарев.
— Саша? Вы? — Токарев обомлел и во все глаза уставился на незнакомку.
Глава четырнадцатая
Перед ним стояла моложавая, прекрасно одетая женщина. Стильная, ухоженная и болезненно худая. На хрупкой фигуре болтался свободный серый пиджак с широкими рукавами, белая хлопковая рубашка заправлена была в черные брюки-галифе. Ворот расстегнулся, открывая чересчур тощее тело с выпирающими ключицами, жилистой шеей и костлявой грудью. Стройные ноги упакованы в длинные, до колена, кожаные сапоги.
Рыжевато-русые волосы были уложены в модную прическу. Совсем короткие на затылке, спереди они спускались чуть ниже скул, вместе с длинной челкой заключая лицо в квадратную рамку.
У Саши была европейская внешность. Худое лицо состояло сплошь из острых углов. Высокие плоские скулы, плотно обтянутые кожей, впалые щеки, треугольный подбородок. Курносый остренький носик, на котором даже сквозь грим проглядывали россыпи веснушек. Умело нарисованные брови и рот казались идеальными. С правой стороны рта пролегла морщина, будто она привыкла улыбаться на одну сторону.
На первый взгляд, Саша казалась просто симпатичной. Но если присмотреться, возникало странное впечатление. Сквозь мелкие ординарные черты проступали сила и темперамент. Такое лицо невозможно было забыть.
Женщина сняла солнечные очки. И Михаил увидел самые необычные глаза на свете. Большие, глубоко посаженные, ядовито-зеленые. Цвет был однородный по все радужке, без ободков и крапинок. Кислотная зелень плескалась в лужицах глаз и буквально прожигала собеседника. Глаза цвета шартреза.
Токарев почему-то вспомнил о жене. Регина обожала зеленый травяной ликер. Это был единственный алкогольный напиток, который жена пила. В редкие вечера, когда Михаил позволял себе роскошь вернуться домой раньше десяти, они ужинали все вместе. Потом укладывали дочь и поднимались в спальню. Регина наливала себе рюмку изумрудной жидкости и подолгу ее цедила.
Ликер возбуждал жену, и она буквально набрасывалась на Михаила. Он вспомнил сладкий вкус шартреза на губах. Дыхание Регины, горячее и терпкое, сплошь травы и зелень. Регина была лучшей его любовницей. Может потому что была опытной и страстной. А может потому, что она оставалась единственной женщиной, которую он любил. Секс у них был отличный. Всегда.
Михаил работал как проклятый. Он строил свою империю. Власть и ответственность давили на него с каждым годом все больше. Занятый десятками текущих дел и окруженный людьми, ловящими на лету каждое его слово, Михаил тешил себя мыслью, что вечером он придет домой, обнимет дочь и займется сексом с женой. И он был абсолютно счастлив.
У Регины было все, что можно купить за деньги. А кроме того любящий муж и обожаемая дочь. Жена часто повторяла, что приплыви к ней золотая рыбка и спроси: 'Чего тебе надобно, Регина?', она ничего бы и не просила. Так может мелочь какую. Например, чтобы вместо карих, глаза у нее стали изумрудными, в цвет любимого ликера.
И сейчас Михаил смотрел в именно в такие. Будто кто-то разлил шартрез, и зеленая влага собралась в две яркие кляксы. Глаза настолько пронзительные, что смотреть в них было больно. Мысли спотыкались, а сердце подпрыгивало в груди.
Михаил заметил, что правый глаз Саши косил немного в сторону. А стоило ей задуматься, как левый тоже начинал куда-то уплывать. Зато правый вставал на место, приводя Михаила в полное замешательство.
'Линзы, ну конечно же цветные линзы. Абсолютно ненатуральный цвет, — установив истину, Токарев сразу успокоился. — Но зачем взрослой женщине такая блажь?'
Будто прочитав его мысли, Саша сказала:
— Это мой натуральный цвет.
— Нет. Это линзы. Таких глаз у людей не бывает, — уверенно произнес Токарев.
— Говорю же, все свое, — уверяла Саша. — Раньше, когда о линзах никто и слыхом не слыхивал, люди от моих глаз шарахались. А сейчас все почему-то думают, что линзы.
Лойе пожала плечами и улыбнулась, демонстрируя полный набор белоснежных зубов. Между непропорционально большими верхними резцами открывалась расщелина. Остальные зубы были мелкие и ровные.
Женщина заказала кофе по-ирландски и четыре куска торта — кокосовый, шоколадный, с черникой и клубничный. Порции оказались громадными, так что она в одиночку съела гору сладкого. Токарев смотрел на нее с удивлением и юмором. Все женщины в его окружении страшно боялись потолстеть. Они неделями питались только кофе и сигаретами. А Саша кушала помногу и с очевидным аппетитом.
Токарев рассказывал ей о дочери. Ира невероятно быстро поправлялась. Она самостоятельно дышала, ела и пила, поэтому врачи отключили ее от аппаратуры. Вчера Ира встала и прошлась по палате без посторонней помощи. Медики ничего не понимали. Чудесное исцеление не поддавалось никаким объяснениям. Известнейший в Европе специалист по болезням мозга мямлил что-то о неправильно поставленном диагнозе и с подозрением косился на пациентку и ее отца. Саша внимательно слушала мужчину, кивала, иногда улыбалась.
— Врачи говорят, если выздоровление пойдет такими темпами, то через пару недель Иру выпишут. Хотите ее навестить? — спросил Токарев.
— Нет, думаю не стоит, — ответила женщина, продолжая жевать.
